Иван был лейтенантом, служил в минометной части. Когда гитлеровцы неожиданно напали на них, он попал в плен. Бежал. На Чешско-Моравской возвышенности наткнулся на партизанскую группу и остался в ней. В одном из боев был ранен — ему прострелили грудь. Пуля пробила легкие и вышла под лопаткой. В сугробе он пришел в сознание. Собрав последние силы, дополз до ближайшего домика. Долго наблюдал за ним, прежде чем отважился постучаться. Хозяйка перевязала его. Но вскоре домик окружили немцы.
— И вот с тех пор таскают меня по тюрьмам. Обещают лечить, но я не верю, — закончил свой рассказ Иван.
В один из дней в камеру принесли третьего заключенного. Вид у него был жуткий — на лице, шее, обоих запястьях и ногах у щиколоток — бумажные бинты с запекшейся кровью.
Надзиратель протянул Папрскаржу ложку и сказал, чтобы он держал ее у себя и давал заключенному только во время еды.
— Кто ты, товарищ? — спросил его Папрскарж.
— Я словацкий учитель Антон Магут. После восстания перебрался в Моравию, но меня схватили, — ответил заключенный и стал смотреть прямо перед собой.
— А почему ты весь забинтован?
— Хотел убить себя. Я не хочу больше жить, хочу умереть.
Прошел день, другой, третий… Иван вливал учителю в рот чай или суп, но он только время от времени скрещивал руки на груди и молился.
Так продолжалось еще несколько дней. Наконец Папрскаржу все же удалось пробудить учителя к жизни. Он рассказал кое-что о себе, но по-прежнему так, словно речь шла о ком-то другом.
— Послушай, Тонек, — начал Папрскарж, — ни Ивану, ни мне не лучше твоего, и все же мы не падаем духом. Хотим дождаться свободы… Посмотри сюда, тут на гипсе написано: «24.4. 1945 гипс снять». Мы должны во что бы то ни стало дождаться этого времени, чтобы гипс мне сняли уже наши…
Но Магуту все было безразлично.
— Ты не имеешь права сдаваться, Тонек, — убеждал Магута Папрскарж изо дня в день. — Ведь мох и тот за скалу цепляется. Человек ко всему привыкает. Даже к тюремной жизни…
Но повлиять на Магута Папрскаржу не удавалось.
— Тонек, давай-ка я поучу тебя своему методу лечения — самовнушению, — попытался он найти подход к Магуту. — Ляг на спину, положи руки на грудь, закрой глаза, думай только о себе и о своей болезни, дыши спокойно и шепчи: «Хочу быть здоровым!» День ото дня тебе будет все лучше и лучше, и в конце концов ты выздоровеешь.
Магут смерил Папрскаржа недоверчивым взглядом.
— Это определенно поможет, — поторопился заверить его Папрскарж.
Магут несколько минут лежал молча. Потом положил руки на грудь, глубоко вздохнул и суховатым голосом стал шептать:
— Хочу быть здоровым!..
Иван и Папрскарж переглянулись.
С этого дня Антон Магут «Отче наш» заменил магическим заклинанием. Днем лежал сосредоточенный со сложенными на груди руками и шептал:
— Хочу быть здоровым!..
Постепенно к нему вернулось желание жить, а вместе с ним и желание есть. Магут ел все подряд. Арестантской порции ему не хватало, и он съедал и то, что ему оставляли Иван и Папрскарж.
В один из дней в камеру к ним совершенно неожиданно вошла комиссия: главный гестаповец, надзиратели, врач-заключенный. Папрскарж отрапортовал:
— Камера номер шесть, три человека!
И все трое вытянулись на своих койках. Комиссия переходила от одного к другому. Дольше всего задержалась возле Ивана.
— Снять рубаху! — приказал гестаповец. — Откашляйся! Выплюнь! Еще раз!
Иван плевал кровью.
— Пойдешь со мной, — скомандовал гестаповец.
Иван медленнее, чем обычно, стал натягивать на себя рубаху. Папрскарж смотрел на него и не верил: неужели этот человек должен умереть?!
Ивану принесли одежду. Он оделся, попрощался с Магутом, потом подошел к койке Папрскаржа:
— Будь здоров… товарищ!
Папрскарж в ту ночь не спал. Плакал. Даже громкие заклинания Магута не подействовали на него.
Дни бежали один за другим. Наступил апрель. Налеты на Брно повторялись все чаще. Временами здание тюрьмы содрогалось. Но раненых заключенных из камер не выносили.
Состояние Магута улучшалось. Он уже поднимался на ноги и потихоньку делал несколько шагов по камере.
Однажды его вызвали в тюремную амбулаторию. Вернувшись, он пожаловался:
— Ну и дали же они мне сегодня жару!
Врач снял старые бинты, наложил новые и бритвой содрал жесткую щетину на подбородке. Тонек был весь изрезан.
Надзиратель принес Тонеку и Папрскаржу одежду и приказал одеться. Магут пришел в ужас. Насколько раньше он хотел умереть, настолько теперь цеплялся за жизнь. Он думал, что сейчас их не иначе как поведут на казнь. Но от коридорного они узнали, что большую партию заключенных отправляют куда-то в Чехию, и это несколько успокоило их.