— Скорость стрельбы высокая — от ста двадцати до двухсот выстрелов в минуту. При нормальной видимости из пулемета можно вести действительный огонь на дальность до тысячи двухсот и даже полутора тысяч метров… Ну вот, пожалуй, и все… Ясно, что все всегда зависит от стрелка. Это исключительное оружие в горных условиях. Легкое, дальность боя хорошая… удобное при нападении на автомобильные колонны. Меткая очередь — и машина в кювете. В общем, как я сказал, отличное оружие для частей, которые воюют в тылу.
— Побольше бы их, этих пулеметов, — вздохнул кто-то.
— Простых автоматов и то не хватает, — пожаловался другой партизан.
— А что, разве мало пулеметов и автоматов на наших дорогах? — вмешался в разговор Ушьяк. — Так и просятся в руки!
Партизаны вскочили с травы и сгрудились вокруг командира. Ушьяк с любовью оглядывал бойцов. За время отдыха после боев в Словакии ребята набрались сил — спокойная жизнь, свежий воздух. Они поздоровели — прямо загляденье.
— Вот переберемся в Моравию — там будет бой.
К командиру подошли Руда Граховец и Пепик Маленький. Успех перехода бригады зависел от того, насколько тщательно будет осуществлена разведка, поэтому штаб высылал разведывательные группы. Пепик Маленький был одним из лучших разведчиков и хорошо знал пограничную зону. Вот Ушьяк и вызвал его вместе с Граховецем на совещание штаба, где рассматривались вопросы, связанные с переходом границы. Ушьяк хотел вместе с Пепиком Маленьким и Рудой Граховецем вернуться в штаб, но партизаны не отпускали его.
— Когда будем переходить, товарищ командир?
— А как там будет, на моравской стороне? Ушьяк задумался немного, потом подсел к партизанам.
— Когда будем переходить — об этом вы узнаете в свое время. А как будет на моравской стороне — будем воевать!
Ребята рассмеялись. Они любили своего командира, он умел быть простым и веселым.
— Что нас ждет в Валахии? Какие там люди?
Ушьяк повернулся к Граховецу:
— Ты ведь с моравской стороны, расскажи…
— Потомки разбойников и бунтовщиков — вот кто такие валахи, — произнес Руда Граховец и рассказал несколько старинных преданий про разбойников с Черной горы, которые он слышал еще с детства. Его слушали затаив дыхание.
— Ну, ждите гостей. Варите кофе, — пошутил Венца Стражник из Праги.
Кругом засмеялись.
Ушьяк и его спутники направились к штабу.
— Ты в самом деле думаешь, что переход в Моравию — дело уже решенное? — спросил Ушьяка комиссар Шэне.
— Ты же знаешь! Мы ждем лишь окончания приготовлений. Приказ из Киева у нас есть.
— Но ведь есть еще один приказ, Янко. Где же наша помощь Словацкому восстанию?
— Ты опять за свое, Шэне! Мы ведь не прятаться идем, а сражаться. Надо начать борьбу в Моравии, облегчить положение Словакии, сковать силы врага, как ты этого не понимаешь?
— Понимаю, но мне это не нравится… Я бы лучше остался в Словакии — мы тут нужны…
— И в Моравии мы нужны. И хватит этих разговоров! — зло сказал Ушьяк.
В домике лесника они застали начальника штаба капитана Мурзина.
Он показал Ушьяку бумажку.
— Мы посылали в Маков разведчиков отобрать оружие у полицейских в участке. Вместо оружия они принесли бумажку.
Ушьяк взглянул на листок и прочитал вслух:
— «Вся полиция перешла на сторону партизан».
— Мы нашли это на дверях, — оправдывался разведчик. — Там никого не было…
Ушьяк рассмеялся.
Потом они разложили на столе карту пограничной полосы и склонились над нею.
Партизаны разбили палаточный лагерь на склонах гор, а по вечерам они часто спускались в деревню.
Комиссар Шэне с группой партизан перешел на верхний конец Штявника. У дороги горел костер, словацкие девушки пекли на нем лепешки. Партизаны присели у костра.
— Костя, — крикнул Борис повару, — попробуй, какие тут пекут лепешки! Почему ты нам такие не испечешь?
— Слишком жирные будете, если я вас буду лепешками кормить, — парировал повар.
— Что это вы, девчата, сегодня не поете?
Одна из девушек запела, остальные подхватили песню. В темноте теплого вечера разнеслась нежная мелодия.
К комиссару подсел Вавржик. После ухода с Вартовны ему удалось проскользнуть через границу в Словакию и найти там партизан. В отряде он все время старался быть поближе к комиссару. Сам он был моравский словак, говорил по-словацки, этим и привлек комиссара к себе. Его сделали писарем в штабе.