Сребреник понял, что дело худо, смирился.
Вола пригнали на Вартовну. Ломигнат стукнул его топором по лбу — бык сразу повалился наземь. Его тут же дорезали, сняли кожу, еще теплое мясо рассекли на части и положили в котлы, подвешенные над кострами.
Мясо варилось, и вокруг разносился вкусный запах. Мяса в этот раз ели кто сколько хотел.
9
Поросшая лесом вершина Кнегиня черным куполом вздымалась над цепью Радгоштских Бескид. Внизу на вырубках то тут, то там виднелись красные черепичные крыши одиноких домиков, в клиновидной расщелине меж крутых склонов разлеглась на солнцепеке деревенька. Тихий, покрытый осенней позолотой край. Но на Чертовом Илыне и на Кнегине стояли партизанские дозоры и в бинокль неотрывно обозревали окрестности.
Штаб партизанской бригады помещался в маленькой служебной избушке лесничего Зетека у подножия Кнегини. В зарослях кустарника разбила палатки штабная рота. На крутом склоне, у старой овчарни, партизаны вырыли землянку человек на пятьдесят. Тайные встречи командира бригады с членами лесных отрядов и групп гражданского Сопротивления происходили неподалеку на Мартиняке. Там на откосе над Бечвой стоял на опушке хвойного леса у крутого поворота извилистой дороги дом с высокой крышей — туристская гостиница. В маленьком домике за рестораном был склад — туда-то и приходили люди, чтобы обсудить, как ведется подготовка народного восстания в Моравии.
В новых условиях штабу удалось установить связь с отрядом, действовавшим в добжишских лесах, и с партизанскими отрядами в гористых Моравских Хржибах и на Чешско-Моравской возвышенности. Так вот и получилось, что основной лагерь бригады — Кнегине и Мартиняк стали центром руководства вооруженным сопротивлением оккупантам всей этой обширной территории.
К вечеру на небе появилось какое-то необычное зарево. Папрскарж забеспокоился. Когда он подошел к Мартиняку, светящееся багровое зарево закрыло уже четверть горизонта. «Что-то горит, — подумал Йозеф. — Если это пожар, то целая деревня или же большой массив леса охвачен огнем». Он даже остановился — такого заката солнца он еще никогда не видел — кровавый какой-то, неистовый, словно предвестие чего-то недоброго.
Так в раздумье дошел Папрскарж до домика у подножия Кнегини. Ушьяк сидел за столиком у окна и писал что-то в толстом блокноте. Когда Папрскарж вошел, он поднял голову, но не ответил на приветствие, не вышел ему навстречу с сердечной улыбкой, как это делал всегда. В комнате вместе с ним были Дворжак и штабной писарь Вавржик.
— Пан директор, у вас было задание встретиться позавчера с Гайдучиком и Томашем? — не глядя на него, спросил Ушьяк.
— Да, было, — подтвердил Папрскарж. — Вы из-за этого меня вызывали?
— И что же, вы встретились?
— Конечно. Мы встретились у Тршештика, на пересечении дорог, ведущих на Бумбалку и Главатую. Разве случилось что-нибудь?
— Все ясно, — сказал Вавржик.
Ушьяк поглядел на Дворжака, тот кивнул в знак согласия.
— Увести! — приказал командир.
— Расстрелять? — спросил старательный Вавржик.
Папрскарж потерял дар речи. Как расстрелять? Его? Почему? Он был ошарашен. Это что, шутка? Но Ушьяк вполне серьезно сказал.
— Нет, пока свяжите его. Подождем до утра.
— Чего ждать, и так все ясно, — проговорил Дворжак.
Но Ушьяк снова склонился над столиком и не ответил.
Старика связали веревкой и бросили за палатками под деревом, а конец веревки привязали к стволу. Папрскарж был так потрясен, что начисто утратил способность говорить.
Постепенно он превозмог в себе смятение. В чем его обвиняют, напряженно думал он, но так и не находил ответа. Он только понял, что речь идет о встрече его с Гайдучиком и Томашем на перекрестке дорог. Но что из этого?
Папрскарж припомнил совещание на Мартиняке, во время которого решалось, кто пойдет на встречу с ними. Штаб послал Гайдучика и Томаша на участок Главата, Мезиводи, Била проверить информацию о размещении гарнизонов карателей. Потом они должны были прийти на перекресток и встретиться там с Граховецем. Между тем возникло подозрение, что за Граховецем следят, и тогда надо было Гайдучику и Томашу идти прямо на Кнегиню. Предупредить их об этом было не так-то просто, потому что на дорогах патрулировали немцы, словно готовясь к какой-то крупной операции.
Ушьяк объяснил Папрскаржу его задачу, но довольно нерешительно, видно было, что он колебался — посылать ли именно Папрскаржа. При этом разговоре был и Дворжак. Он предложил весело:
— Слушай, Янко, а может, нам самим прогуляться туда?