Он открыл глаза, но ничего не видел. Темнота плотной, завесой прикрыла все вокруг.
Хотел пошевельнуться, но боль, словно острый нож, пронзила его простреленную и ушибленную ногу. Собравшись с силами, Мурзин пополз к ручью. Ухватившись за камни, наклонил голову и жадно припал к воде. Напился, с облегчением перевернулся на спину.
И когда он начал различать в кромешной тьме звезды, снова потерял сознание.
Очнулся от легкого прикосновения. Быстрым движением достал пистолет — опасность приучила его к осторожности.
— Тише, тише, — послышался чей-то голос.
Это был лесник Зетек. Он услышал стоны, пошел на них и увидел на дне оврага Мурзина.
— Тише, товарищ майор, тише… Вы на моем участке.
— Где наши?
— Не, знаю… В горах идет бой. Немцы прочесывают леса. В деревнях и на хуторах — полевые жандармы и эсэсовцы. Тут вам оставаться нельзя. И в лесничестве тоже опасно…
Мурзин еле заметным движением головы дал понять, что согласен с ним.
Зетек хотел помочь ему стать на ноги. Мурзин приподнялся, попытался было встать, но застонал и снова повалился на спину. Тогда Зетек разрезал ему острым охотничьим ножом голенище и осмотрел рану. Пуля вошла в ногу у лодыжки. Зетек перевязал рану носовым платком.
— Держитесь за меня, товарищ майор! Я понесу вас.
Мурзин стонал от боли. Временами впадал в ярость — отпускал от шеи Зетека руку и кулаком колотил лесника по голове.
— Отпусти меня… отпусти ты, дьявол… я застрелю тебя!
Зетек пыхтел, уклонялся от ударов, но не уступал. Знай себе шел и шел, пока не вынес Мурзина из оврага. На минуту остановился, посадил Мурзина у дерева, с трудом перевел дыхание.
Мурзин к этому времени успокоился.
— Гнусная жизнь! — сплюнув, проговорил лесник, осторожно огляделся и снова взвалил стонущего партизана себе на спину.
Наконец Зетек дотащил Мурзина до избушки дровосека Кысучана, партизанского связного, у которого Мурзин однажды уже отлеживался, когда болел гриппом. Постучал в окно, Кысучан открыл им.
Зетек вернулся к себе на участок, а Кысучан той же ночью перенес Мурзина в глубь леса, туда, где стояли кормушки. В яслях, куда зимой он клал корм для крупной дичи, постелил свежие еловые ветки и уложил на них раненого.
На рассвете части СС и каратели напали на лагерь бригады. На Кнегине завязался упорный бой.
Лагерь охраняла словацкая рота. Ее командир Кавчак сам залег за тяжелый пулемет и стрелял по колышущейся молодой поросли, где враг готовился к новой атаке. Вдруг его тронул за плечо Длгоцецал.
— Посмотри-ка, какой зверь готовится броситься на нас!
Кавчак обернулся. На узкой лесной дороге стоял легкий танк. Выпущенный им снаряд упал неподалеку, подняв столб глины.
— Отходить! — крикнул ребятам Кавчак.
Словаки стали откатывать пулеметы с простреливаемого пространства.
— Вот это да! — забормотал железнодорожник Матушчин.
Ретезар, Лацо, Феро и Яношчин тоже растерялись. Танк в горах! Уж этого они никак не ожидали.
Рота Козы первой пошла на прорыв. Ей предстояло проложить дорогу радистам — радиостанцию надо было сохранить во что бы то ни стало.
— Вперед! — закричал Коза и сам короткими перебежками стал приближаться к врагу.
Немцы стянулись к склонам. Через образовавшуюся брешь прошел взвод радистов, а за ним — остальные, роты.
— Быстрей, быстрей, — подгонял Коза.
Вдруг он согнулся, но не упал. Прижал руку к шее, из которой текла кровь. Тут в него попала вторая пуля. Коза упал как подкошенный. Когда товарищи подбежали к нему, он был уже мертв.
В домике на Мартиняке никто не спал. Старушка ходила из угла в угол и иссохшими губами причитала:
— Господи Иисусе! Что это делается на белом свете! О, господи, до чего я дожила…
Один из сыновей окликнул ее. Она послушно села на скамью под изображением святых и стала молча перебирать четки. Но стоило Ушьяку застонать, как она уже была на ногах. Отжала компресс в подойнике с ледяной водой и снова приложила его ко лбу раненого.
— Ничего, сынок, все пройдет… Ты только держись, сынок… — успокаивала она его.
Ушьяку от прикосновения старческих пальцев женщины и от ее ласковых слов становилось легче.
К утру со стороны Кнегини послышалась стрельба. Черешничка вышел из домика и прислушался. Выстрелы раздавались все чаще. Что-то загремело. «Нет, это не пулемет, это калибром покрупнее», — решил Черешничка.
— Внимание, окружают! Дворжак, ко мне! — бредил Ушьяк.