В конце концов и температура не помогла. Однажды Папрскаржа отвезли в приемный покой.
Допрашивали его опять те же два гестаповца. Того, что был повыше, звали Ярошем.
— Ну вот мы и встретились снова, — усмехнулся Ярош. — Бросьте дурить и выкладывайте все! Каким образом вы вступили в связь с партизанами в Бечве? Кто вас связал с ними? Сколько в Бечве партизан?
— Не знаю ничего.
Ярош наклонился над ним.
— Значит, не знаете?
— Не знаю… я болен, вы же видите… я ничего не знаю…
Ярош неожиданно несколько раз ударил его по лицу.
— А теперь быстро! — приказал Ярош. — Кто укрывал в Бечве партизан? Кто их поддерживал? Кто с ними сотрудничал? Говорите!
Папрскарж молчал.
Второй гестаповец тоже рассвирепел. Встал из-за пишущей машинки и скрутил Папрскаржу руки. Не в силах терпеть боль, Папрскарж выкрикнул:
— Граховец сотрудничал с партизанами! Рудольф Граховец!
Они отпустили его.
— Значит, Граховец, говорите?
— Да, Рудольф Граховец, учитель.
Как он был благодарен в те минуты Анделке за то, что она ухитрилась передать ему весть о смерти Рудольфа!
— Но Граховец утверждает, что все делали вы!
— Как он может это утверждать! — возмутился Папрскарж. — Пусть он скажет мне в глаза!
Гестаповцы задавали все новые и новые вопросы. Но Папрскарж молчал. Тогда Ярош вытащил пистолет и нацелил ему прямо в лоб.
— Если не будете говорить, застрелю вас на месте.
— Я знаю только одно — с партизанами был связан Граховец. Стреляйте в меня, если не верите!
Папрскарж подписал протокол, и гестаповцы ушли.
В воскресенье дед ждал Анделку. И дождался. Как только она показалась в дверях, он закивал. Уставившись взглядом на постель Папрскаржа, она направилась к постели старика.
— Принесла с повидлом?
— С повидлом, с повидлом, — подтвердила Анделка, остановив взгляд на соседней постели. — Я вам, дедушка, такой пирог испекла, что пальчики оближете!
— Дедушка, — начала Анделка, когда старик откусил кусок, — слышала я, что лечение во Всетине немногого стоит… Вот в Кромержиже, говорят, больница! Вы, дедушка, должны сделать так, чтобы врачи отправили вас туда… В Кромержиже обо всем договорились с самим директором…
Посетительский час давно кончился. В палате снова воцарилась тишина. Папрскарж стал думать над новым сообщением.
После долгих размышлений он пришел к выводу, что речь идет об указании притвориться душевнобольным, чтобы попасть в кромержижское заведение, а там все улажено. И он решил прикинуться сумасшедшим.
С вечера, когда все в палате улеглись, Папрскарж вдруг закричал что было сил:
— В окно кто-то лезет… там… там!
Стражник проснулся, с минуту непонимающе глядел на Папрскаржа, потом на окно. Встал, подошел к окну, выглянул наружу, попробовал, хорошо ли оно закрыто. Вернулся, подозрительно посмотрел на Папрскаржа, пробурчал что-то. Но теплый воздух палаты и первый вечерний сон одолели его, и он снова задремал.
Папрскарж одним глазом наблюдал за ним. Дежурили возле него попеременно трое или четверо. Изредка приходил пятый, молодой, надутый. Папрскарж терпеть не мог его.
— Кто это? Там… кто-то ходит… помогите! — минуту спустя закричал Папрскарж, указывая на дверь. Стражник вскочил и, никого не увидев, снова сел.
Папрскарж делал это в течение двух дней и трех ночей. Судя по всему, он должен был произвести жуткое впечатление. Оброс, борода как у лешего, глаза испуганные и в довершение всего истерические крики…
Охрана сообщила о ночном бреде главному врачу. Тот только покачал головой, словно речь шла о чем-то таком, чего следовало ожидать.
Потом Папрскарж стал плакать. Поразмыслив, он решил, что это тоже может быть проявлением душевной болезни. Но чем больше он плакал, тем правдоподобнее это выглядело… Тяжко при здравом рассудке изображать умалишенного!
Кысучан возвратился из лесу в необычное для него полуденное время и пошел прямо к Мурзину. Но, оказавшись перед ним, стал нерешительно переминаться с ноги на ногу.
— Ну что? — взглянув на него, спросил Мурзин.
— Как бы это сказать, — неуверенно начал Кысучан. — Рублю я дерево на лесосеке… Вокруг — тишина. Только повалил бук… красивый такой… вдруг вижу трое парней — два чеха, и один русский… Русский показался мне знакомым…
— У них было оружие?
— Ружья, — пояснил Кысучан. — Назвались партизанами, но кто их знает! — добавил он с опаской.