ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 1:
– Сгорела? Дансайедо? И дом такой огромный? Весь дом сгорел? И все хозяйство? Сгорела заживо?..
ЧАНДИ (в горестном порыве):
– А моя дочь! И мой сынок!
ХОРИСТ 1:
– С ними все в порядке… должно быть, с ними все в порядке, Чанди.
ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 2:
– Их дома не было. Лишь Дансайедо одна сгорела при пожаре. Все остальные успели выйти.
ХОРИСТ 5:
– Но ведь и дома больше нет! Один фундамент от него остался.
ХОРИСТ 3:
– И все сгорело там дотла.
Чанди неуверенно делает шаг или два, словно намереваясь вернуться в город.
ЧАНДИ:
– О, Дансайедо, жена души моей, прекрасная и добрая такая! Жестоко! Жестоко! Жестоко!
Его голос, трижды повторяя это слово, «стержень» пьесы, звучит все громче, как вопль раненого зверя; потом Чанди снова замирает, потрясенный собственным страстным горестным порывом. С болью в глазах озирается, заглядывает людям в лица и наконец говорит с печальным достоинством.
ЧАНДИ:
– Пойду… пора… мне петь с тобою, Дансайедо, и для тебя песни Ухода. Но нужно, чтоб и дети мои пошли со мною… Пусть явятся сюда!
На сцене слева появляются сын и дочь Чанди. В то же самое время второй человек в черном из второго хора начинает движение к центру сцены с вытянутой вперед правой рукой. Сын Чанди идет к отцу, и они обнимают друг друга, но дочь проходит мимо, оборачивается, чтобы посмотреть на отца, но не останавливается, а идет навстречу человеку в черном, берет его за руку и уходит вместе с ним со сцены направо, во тьму. Когда она исчезает, Чанди стряхивает оцепенение и взывает.
ЧАНДИ:
– Где моя дочь? Куда она уходит? Куда она ушла?
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА (по-прежнему склонившись к земле и раскачиваясь):
– Она ведь видела, как мать горела заживо, пытаясь дом спасти. Перенести то зрелище она была не в силах. Боясь сойти с ума от горя, она пошла к Целителям и яд там приняла. Теперь она мертва.
ХОРИСТ 1 ИЗ ПЕРВОГО ХОРА (шепотом):
– Она мертва!
ХОРИСТ 4 (шепотом):
– Глядите! И она мертва!
Хористы из первого хора, изображающие жителей города, один за другим понемногу уже отодвинулись от Чанди, оставив его одного в обнимку с сыном. Звучит музыка – тяжелые быстрые ритмичные удары барабана, – и Чанди медленно снимает свой вышитый жилет и набрасывает его на плечи сына. Когда он начинает говорить, его голос оглушающе тих.
ЧАНДИ:
– Дочь, девочка моя, неужто не могла ты подождать? Могла ведь быть добрей и терпеливей. Мы-то ведь остались, а ты была нам так нужна! Ну а теперь пойдем со мною, детка, сынок мой. Помоги мне спеть для них обеих, с ними вместе, с твоею мамой и сестрой. Пойдем, пойдем со мной.
Однако третья из четырех темных фигур – ребенок – уже неумолимо приближается к ним. Сын выпускает руку Чанди и стоит неподвижно, смотрит, потом делает шаг навстречу ребенку в черном и берет его за руку. Они медленно уходят со сцены направо, во тьму. Мелодия Продолжения звучит очень громко.
ЧАНДИ:
– Пожалуйста, не умирай, сынок! Хоть ты со мной останься!
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА (по-прежнему склонившись и раскачиваясь):
– Он болен был с рожденья, но до поры была болезнь та незаметна. Теперь же стала его жизнью. Не более чем через месяц он бы умер. У докторов нет для него леченья. Но он сегодня умирает. Сейчас.
ХОРИСТ 4 ИЗ ПЕРВОГО ХОРА:
– Сын Чанди умер.
Пять хористов из первого хора отходят еще дальше от Чанди. Он медленно сгибается, потом опускается на землю, скрючивается, оказавшись лицом к лицу с человеком в черном, застывшим в такой же позе. Чанди опускает голову до самой земли, трется о землю лбом, рвет на себе волосы. Музыка звучит громко и проникновенно, барабаны и тованду исполняют Мелодию Продолжения, и Чанди то тише, то громче подпевает ей пронзительным, резким голосом, похожим на вой зверя.