— Да-a, бывает. Хорошо, когда человек из могилы встаёт. Так он тебя Ольгюшей звал? — И, помолчав, сказал: — Выйдем на минутку…
Мать взглянула на Шурку.
— Я от него не таюсь. Поспешили мы с тобой, Петя…
— Да я ничего. Муж законный, не кто другой, радоваться надо. Только…
Дядя Петя махнул рукой и вышел.
Мать рванулась к захлопнувшейся двери:
— Не серчай, Петя, у меня сейчас в голове семьдесят семь берёз, и все в разные стороны клонятся!..
СУД НАД ЭЛЬКОЙ
В каждом дворе кого-то проводили на фронт, И когда почтальон приносил письмо с фронта, его приходили послушать с самой дальней заречной стороны и в конце концов зачитывали до дыр.
Когда приносили не письмо, а небольшую бумажку — похоронную, — в которой стояли знакомые страшные слова «Пал смертью храбрых», об этом узнавали сразу и долго то тут, то там раздавался плач, похожий на вой.
Вестями с фронта село жило, как одна семья…
Но вот от двора ко двору поползло страшное слово, страшнее смерти, — «дезертир». Тихий дядя Гриша, Элькин отец, не ранен, не убит, а бросил своё оружие и сбежал с фронта. Толком никто ничего не знал, но Элькину мать, инструктора райкома, сняли с работы. Значит, не зря.
Элькин домик на берегу реки стали обходить стороной, даже по воду нашли другую тропку.
Вот уже несколько дней Элька не приходила в школу. Домик будто вымер.
Соседка по огороду видела Элькину мать рано утром над обрывом. Голова у неё была седая.
— Стало быть, поседела, — вздыхала соседка, не зная, жалеть Элькину мать вслух или не надо.
Женщины с суровыми, постаревшими лицами молча качали головами. Все будто ждали чего-то: то ли объяснений, то ли ещё каких-то вестей, которые докажут, что произошла ошибка и дядя Гриша не трус, не предатель, а честно сложил голову в бою. Но такие вести не приходили.
Юля Павловна, учительница четвёртого класса, послала Лесю, Томку и Ларису к Эльке, чтобы они уговорили её ходить в школу. На уроке она рассказала несколько случаев, как в революцию дети отрекались от отцов, которые шли против Советской власти, и под конец сказала, что дети не в ответе за отцов, тем более такие маленькие, как Элька. Из Эльки, конечно, получится хороший советский человек, только нельзя её оставлять одну. От горя человек один дичает и не может разобраться, где настоящая правда.
— Вы же дружите с Элькой, — добавила Юля Павловна, — помогите ей.
— Было да сплыло, — презрительно сказал Петька, которого-ребята звали Барином с косичкой. Это прозвище прилипло к Петьке после того, как проходили по истории походы Суворова. У Петьки на шее росла косица, напоминающая солдатский парик суворовских времён, а стричься Петька не любил.
— Раз она предатель, якшаться с ней не стоит! — добавил Юрка Козлов.
— Всё равно, яблоко от яблони недалеко катится, — пискнул Лёнька Рыжиков и спрятался за парту.
Мальчишки были непреклонны.
Элькины подружки сидели как пришибленные. Им было жаль Эльку, а как защитить её, они не знали, После уроков они пошли к Эльке, но на стук им никто не открыл.
В тот же день у Шурки на чердаке вечером собралась тимуровская команда. Шурка был Тимуром. Правда, никто его не выбирал, но, во-первых, сарай, где устроили штаб, был в Шуркином дворе, а во-вторых, Шурка был всех старше.
Настроение у Шурки было плохое. Что же теперь с Элькой делать?
Все молча расселись. Коптилка на столике мигала, и лиц почти не было видно. Только блестели глаза да тёмными полосками алели галстуки. Сегодня в галстуках пришли все.
Юрка Козлов перелистнул страницу в дневнике тимуровской команды и приготовился писать. Он был секретарём.
Все с ожиданием смотрели на Шурку.
Шурка встал и, обдумывая каждое слово, начал говорить:
— Надо решить, как быть с Элькой… Исключить её из команды?.. Из пионеров-то её не исключили! Но в школе другое дело, мы же в команду принимаем не всех, а только самых преданных. — Шурка помолчал, хотел ещё что-то добавить, но решил, что и так понятно, и сел на место.
— Исключить её из команды — и дело с концом. А там пусть с нею в школе пионервожатая возжается, воспитывает, — ехидно протянул Барин с косичкой.
— «Исключить, исключить»! — передразнила его дочка учительницы Лариса, которую все уважали за то, что она много читает книг. — А если и вправду дети не в ответе за отцов?
— Надо позвать Эльку и спросить у неё, — сказал секретарь Юрка и сильно покраснел. Несмотря на своё «боевое» прозвище, которое само получалось из его фамилии, Юрка всегда смущался и краснел, когда ему приходилось говорить прилюдно. — Может, она, ну как его… отрекается?..