— Если я вернусь домой, ты придешь?
Я втягиваю воздух. Хейден хочет, чтобы я вернулась с ним домой? Туда, где он не был больше года?
Но не я. Он хочет Эла.
— Мы не пропустим ни одной игры! Я обещаю.
Я тоже немного приподнимаюсь и слегка улыбаюсь ему.
— Конечно, это было бы круто. Я никогда не был в Виннипеге.
Хейден снова ложится на джип.
— Вот увидишь, звезды там намного лучше.
ГЛАВА 11
Элис
— Святое дерьмо! — Мои ругательства уносятся ветром, когда мы выходим на улицу.
— На какую замерзшую планету ты меня забрал? — Я пытаюсь кричать на Хейдена, но он только закатывает глаза.
— Ты шутишь? — Говорит он.
— Это погода для футболок!
Я натягиваю сильнее шапку на уши и пытаюсь зарыться лицом в куртку. Я думала, что буду готова к зиме в Виннипеге после того, как выросла недалеко от Детройта и жила в Чикаго, но сейчас не зима. Это ледяной ад!
Ветер развевает шарф Элеоноры вокруг головы, и мы быстро спешим к арендованной машине.
— Не волнуйся, Эл! — говорит она музыкальным голосом.
— Твое тело скоро онемеет, и тогда ты ничего не заметишь!
Несмотря на погоду, на моем лице появляется улыбка. У меня есть четыре дня в Виннипеге с Хейденом на каникулах. Это определенно лучше, чем проводить его в одиночестве в Чикаго, пока мама и Ксандер резвятся в Мексике.
Конечно, Ксандер недоволен. Он взялся за мое дело только из-за того, что посмотрел фильмы после тренировки с Хейдена. Теперь, когда я провожу с ним четыре дня подряд… мне нечего сказать, Ксандер просто на просто сходит с ума.
Внутри я тоже схожу с ума. Я почти уверена, что справилась с ролью мальчика на льду, но достаточно сложно сохранять низкий голос и широкие плечи, когда игры заканчиваются. И теперь, когда мое сердце бешено колотится каждый раз, когда Хейден смотрит на меня, как мне продолжать в том же духе?
Я смотрю на Хейдена. Он был в хорошем настроении, когда мы сели в самолет; мы проводили время за просмотром плохих рождественских фильмов и заказом нездоровой пищи у стюардессы. Но сейчас он сидит в арендованной машине, сгорбившись, взгляд устремлен в окно.
Я хочу наклониться к нему, взять его руку в свою, сказать ему, что все будет хорошо. Но все, что я могу сделать, это смотреть прямо перед собой и слушать, как Кевин болтает о каждом члене их большой семьи.
Снаружи только белое. Белые равнины, белое небо; даже воздух кажется белым. Голос Кевина низкий, но мягкий, и мои глаза тяжелеют.
Когда я просыпаюсь, солнце село, и уличные фонари посыпают снег золотыми ореолами.
— Мы прошли 90% пути, — говорит Кевин.
Хейден больше не смотрит в окно. Он смотрит прямо перед собой, его кулаки напряжены.
Через десять минут мы подъезжаем к дому, усыпанному разноцветными рождественскими огнями.
— Похоже, мы попали на один из тех фильмов, которые смотрели в самолете, — шучу я, толкая Хейдена под локоть.
Он не отвечает.
Кевин глушит машину, и поток канадцев в свитерах выходит из дома. Кевин и Элеонора выпрыгивают, крепко обнимая их. Хейден медленно выходит из машины и хватает багаж сзади.
Я иду за ним, наблюдая, как мои ноги утопают в вязком снегу всю дорогу.
— Т-ты в порядке?
Он кивает, глядя на дом.
— Да… это просто… странно.
Хейден рассказал мне, что после смерти его родителей его тетя и дядя купили дом и переехали в него. Все говорили, что лучше оставить дом семье. У меня перехватывает горло, когда я смотрю на лицо Хейдена, бледное и напряженное. Как странно, должно быть, вернуться домой, но это вовсе не твой дом.
Мы тащим все в дом. Внутри тепло; не идеально выставленная температура вроде теплой, а какой-то душной с людьми. Его дядя сразу же приветствует нас и, к счастью, берет наши шапки и пальто.
Затем он ведет нас через дом. Все сделано из дерева, с большими бревенчатыми стенами и мягким теплым светом. Со всеми рождественскими украшениями он излучает атмосферу мастерской Санты. Мы идем в гостиную, и в углу стоит самая большая рождественская елка, которую я когда-либо видела. Есть мешанина украшений, от самодельных до глупых Санта-Клаусов, играющих в хоккей. С нетерпением я вдыхаю этот аромат настоящего дерева. В камине, окруженном людьми, потрескивают дрова.
Они все вскакивают и начинают говорить одновременно, подбегая к Кевину, Элеоноре и Хейдену. Я встречаюсь с тетей и дядей моего товарища по команде, их двумя девочками, группой двоюродных братьев, семьей Элеоноры, каким-то стариком по имени дядя Элди (который даже не настоящий дядя), старым хоккейным тренером, пастором и еще детьми младше двух лет.
Я оглядываюсь в поисках Хейдена, но его нигде не видно. Затем я мельком вижу, как он поднимается по лестнице.
— Хейден, милый! — Зовёт его тетя Джинджер.
— Ты в последней комнате справа! Если хочешь, там есть несколько ящиков, которые можно разобрать.
Хейден не отвечает.
Он машинально поворачивается и взбегает по лестнице.
Почему Хейден убегал от этого? Это странно. Я была слишком молода, чтобы волноваться о том, что мама перестала уходить в отпуск, как только папа ушел. Ксандер и я просто тусовались, готовили еду, дарили глупые подарки. Я не понимала, чего мне не хватало.
Но поскольку Хейден решил превратиться в эмо-подростка, я думаю, что я должна тащить наши сумки вверх по восьмимиллионной лестнице в комнату.
Мои легкие чувствуют, что они вот-вот схлопнутся к тому времени, как я это сделаю. Здесь я подумала, что получу небольшой отпуск от тренировок. Когда я, наконец, добираюсь до последней комнаты справа, я слегка стучу в дверь и прокрадываюсь внутрь.
Хейден садится на кровать. Перед ним большая картонная коробка, на которой нацарапано его имя.
— Привет, — мягко говорю я и иду в комнату.
Я замечаю, что он держит в руках пару коньков. Интересно, не прервала ли я какой-то личный момент размышлений. Я плохо разбираюсь в таких вещах. Я делаю несколько шагов назад.
— Я вернусь позже.
Он смотрит на меня.
— Хм? Нет все нормально. Я просто просматривал этот хлам.
Дерьмо.
Я неохотно сажусь рядом с ним. Коньки в его руках выглядят старыми и изношенными, и очень маленькими.
— Понятия не имею, зачем они их сохранили, — бормочет он и отбрасывает их в сторону. Он плюхается на кровать, вздыхая.
— Это была твоя комната? —Спрашиваю я.
Он качает головой.
— Нет, я думаю, девочки теперь пользуются моей старой комнатой. Это была кладовая моей мамы. Это началось как место для ее скрапбукинга, но мы как бы переняли его… заполнили его хоккейной экипировкой, майками, трофеями.
Я улыбаюсь и оглядываюсь. Сейчас здесь голо.
— Да, наш дом тоже был довольно захламлен. Хоккей занимает много места.
— Расскажи мне об этом. — Он вздыхает и слегка поворачивает голову ко мне. Каштановый локон падает ему на лицо, и мне приходится сопротивляться желанию откинуть его назад.
— Никогда не думал, что вернусь сюда.
— Как давно это было? — Спрашиваю я .
Он сглатывает, а затем садится, руки падают на ноги.
— Кевина официально задрафтовали в НХЛ через неделю после их смерти. — Его голос прерывается.
— Он позаботился обо всем. Я помню, как он спросил, не хочу ли я остаться здесь, жить с Дагом и Джинджер, пока не закончу среднюю школу. Но я этого не сделал. Наша семья всегда была дружна — нас было всего четверо. Я знал, что он хотел, чтобы я пошел с ним, так же сильно, как я не хотел быть здесь. Он во всем разобрался сам. Поменял школу, поменял команду. В ту минуту, когда похороны закончились, мы сели в самолет до Чикаго, и единственное, о чем я мог думать, когда сходил с этого самолета, это то, что я больше никогда не хочу сюда возвращаться.