Мое горло и грудь сжимаются. Я не могла поехать в этом году… Я не могла пропустить тренировку или игру. Я не была эгоистом! Это было ради Ксандера!
Я ссутулилась на стуле. Несмотря на то, сколько раз я говорю себе это, я знаю, что это всего лишь оправдание правды. Мне лучше быть Элом, чем Элис, и сколько бы я ни мыла посуды, это ничего не изменит. Я бросила маму и брата на Рождество.
Дверь распахивается, и мама швыряет в дверь свой поддельный чемодан «Louis Vuitton». Я вскакиваю и выхватываю у нее другие сумки.
— Добро пожаловать домой, — говорю я.
— Здравствуй дорогая! О, спасибо. сумка тяжелая.
Лицо мамы великолепно загорело — остальная часть ее покрыта огромным шарфом и курткой, чтобы защитить ее от злобного чикагского ветра.
Ксандер следует за ней: его лицо красное и обожженное, с шелушащейся кожей по бокам носа. Мой первый порыв — истерически расхохотаться, но по какой-то причине я не могу заставить себя подразнить его. Он выглядит таким угрюмым, таким усталым.
Застенчиво, я отхожу в сторону, пока мама и Ксандер бросают свои сумки в коридоре.
— Элис, что здесь произошло? — говорит мама.
— Ты наняла армию?
— Нет! Я просто решила немного прибраться, вот и все.
— Он сверкает!
— Ты хорошо провела время? — Я спрашиваю.
Мама начинает долгий процесс снятия зимней одежды.
— О, да, это было прекрасно. Они построили несколько новых домиков на пляже, за которые просто можно умереть. Но мы должны были добраться туда прямо на рассвете, чтобы получить его себе. Да ведь однажды мне пришлось драться с этой техасской дамой, которая думала, что сможет просто силой пробить себе дорогу…
Я смотрю на Ксандера и улыбаюсь. Я могу только представить, как неловко это, должно быть, было для него… но он не улыбается мне и не закатывает глаза за спиной. Он просто смотрит на свои туфли. Хотя он не в своем составе, он все еще предпочитает свою слабую сторону.
— …и она больше никогда этого не делала! — говорит мама, заканчивая историю, на которую я больше всего отвлекалась.
Я оглядываюсь на нее и изображаю улыбку.
— Рада, что вы, отлично провели время.
— Ну, мы скучали по тебе, Элис, — говорит она. Мама не смотрит мне в глаза, и у меня болезненно сжимается грудь.
— Я тоже скучала по вам, — тихо говорю я.
— Как Виннипег? — спрашивает она, подходя к дивану.
Я сглатываю. Я надеялась, что она не спросит. Я сказала ей, что проведу несколько дней со своим товарищем по команде Хейденом в Виннипеге. Я не виновата, что она просто приняла Хейдена за девушку. Конечно, ей были нужны все мои данные (время полета и адрес, по которому я остановила), но на самом деле она не спрашивала так много. Я думаю, она все еще злилась, что я не поеду в Мексику.
— Это было действительно весело. Я съела тонну вкусной еды и поиграла в снежки, и мы даже катались на самодельном катке!
Без лжи. Я поворачиваюсь к Ксандеру.
— Как...
— Я собираюсь принять душ. — Ксандер поворачивается, даже не глядя на меня, и мчится вверх по лестнице.
— Я думаю, что он действительно скучал по тебе, — говорит мама, кивая в сторону своей спальни.
— Он дулся всю неделю.
Мой желудок бурлит. Что мне делать, если Ксандер не скажет мне, что не так? Он был тем, кто солгал мне.
— Понятия не имею, что с ним. Плохой Тако, наверное.
Мама громко вздыхает.
— Он переживет это. Он всегда так делает. Помнишь, каким тихим и угрюмым он стал прямо перед тем, как мы переехали? Потом, когда мы приехали, он был совершенно новым человеком!
Мама права — настроение Ксандера более непредсказуемо, чем погода в Чикаго.
— Эй, у меня для тебя кое-что есть.
Я достаю небольшой подарочный пакет, который спрятала за креслом.
— Просто кое-что из Виннипега.
Мама приподнимает бровь и нерешительно берет подарок.
— Для меня? — Она лезет в сумку и достает толстую подушечку черного медведя.
— Это Винни-Пух, — объясняю я. — Ну, вроде, медведь, с которого был создан Винни-Пух, жил в Виннипеге миллион лет назад. Он там как местная икона. Я купила его в одном из сувенирных магазинов в аэропорту. Когда Хейден увидел меня с ним, он пошел и купил себе. «Я отдам его ребенку», — сказал он.
Мама не спускает глаз с плюшевого мишки.
— Я люблю это.
— У меня есть свитер для Ксандера, но, может быть, я отдам его ему позже, — бормочу я.
— Не беспокойся о нем.
Мама гладит одно из ушей медвежонка.
— Возможно, в следующем году мы могли бы попробовать что-то другое. Мы могли бы арендовать одно из тех шале в Аспене или посмотреть, как освещают деревья в Нантакете. Или даже просто остаться здесь. Просто где-нибудь, где есть снег. — Она бросает на меня дерзкий взгляд.
— И лед, конечно.
Я кладу голову на плечо мамы.
— Что, и я проживу еще год, не увидев этих новых домиков для переодевания? Ни за что.
***
— Ззз… но я хочу увидеть людей-динозавров… ззз…
Чья-то рука хватает меня за колено, и я просыпаюсь. — Эл, проснись! Мы здесь, — говорит Мэдисон.
— Здравствуй, Милуоки!
Я протираю глаза. Резкие люминесцентные огни полыхают над головой, и я вижу размытые очертания моих товарищей по команде, выходящих из автобуса. Господи, я устала. Тренировки, игры, репетиции моей программы фигурного катания для приближающегося «Ледяного» бала, домашние задания и навигация по нескончаемому минному полю эмоций Ксандера — это была утомительная пара недель. Мои рождественские каникулы кажутся далекой мечтой.
— Наверное, я проспал всю дорогу, — бормочу я и стираю мурашки по коже рук. Я уверена, что вся левая сторона моего лица покраснела от многочасового прижимания к окну. Хотя это хорошо; я знаю, что не высплюсь сегодня ночью, полагая, что пообещала Мэдисон, что мы сходим на домашнюю вечеринку к одной из ее подруг, которая живет в городе. Я даже упаковала кучу своих девчачьих вещей — накладные волосы, платье, даже лифчик пуш-ап! — так что я могу быть собой на ночь. Или, по крайней мере, наряженную версию меня самой.
— Давай, Эл! — Мэдисон кричит из передней части автобуса.
— Ты последний!
Я широко зеваю и перекидываю сумку через плечо. Я чувствую себя зомби. Слава богу, Мэдисон сделает всю работу, чтобы снова превратить меня в девушку.
Я уже чувствую прохладный ветер снаружи, когда подхожу к двери автобуса и слышу счастливую болтовню своих товарищей по команде.
— Э-Эл! — Мэдисон заикается, когда я уже собираюсь уйти. Она смотрит на меня широко открытыми глазами, открытым ртом.
— Ты, м-м-м, что-то потеряла… — Она указывает на свою грудь.
Я смотрю вниз и… мои бинты исчезли! Я оглядываюсь назад и вижу на полу автобуса след от медицинской ленты. Должно быть, она оторвалась, когда я потеряла сознание. В ужасе я смотрю на свою белую футболку.
— О черт, — бормочу я.
— Слава богу, все сошли с автобуса…
Шаги по лестнице. Голос.
Лицо Хейдена выглядывает из-за двери.
— Эй, Эл!
— Э-Э! — Мэдисон кричит и бросается вперед, толкая меня на ближайшее сиденье. Она душит меня своим маленьким телом.
— Все хорошо…
Я слышу, как голос Хейдена затихает, когда он добирается до верха автобуса. Но я не могу его видеть, потому что мое лицо зарыто в супер блестящих, пахнущих черникой волосах Мэдисон.
Я тупо моргаю, но, к счастью, Мэдисон может думать за нас двоих.
— Ой, извини, Тремблей, я отвлекла твою соседку.