— Элис, — снова говорит он и обнимает меня. Я напрягаюсь не только потому, что он прижимается к ребрам, которые ушиб два часа назад, но и потому, что быть так близко к Фредди — все равно, что меня обнимает гигантская крыса, скользящая вокруг меня своим слизистым хвостом.
Я отталкиваюсь от него.
— Ты же знаешь, что мы расстались, да? — Я рычу.
Типичный Фредди, все еще пытающийся сделать меня своей собственностью.
Он смеется и проводит рукой по своим светлым кудрям. Я замечаю, что на концах есть немного засохшей крови.
— Мы с твоим братом немного поругались сегодня.— Он пожимает плечами.
— Как он?
— Ушибленные ребра, — шиплю я.
— Ксандер сделал это с тобой? — Я указываю на его забинтованную руку.
— Всего пара вывихнутых пальцев.
Он вздыхает и смотрит вдаль. Кажется, я знаю, кто это сделал, но надеюсь, что ошибаюсь.
—У «Соколов» есть один капитан-мудак. Впрочем, так ему и надо. Он дисквалифицирован на пять игр.
Он смеется, и мой желудок полностью опускается на пол. Хейден только что стал капитаном! Его нельзя отстранить, не сейчас. Он нужен команде.
Он нужен мне.
— Смотри, Элис. — Фредди делает шаг вперед, и я отвожу один назад, чтобы сохранить дистанцию между нами.
— Я собирался позвонить тебе.
Я едва могу смотреть на него, поэтому смотрю на маму, все еще сидящую за стойкой регистрации.
— Фредди, — бормочу я, — мне все равно. Я должна идти…
Он хватает меня за руку.
— Я уверен, что Ксандер рассказывал тебе обо мне кое-что, но это неправда. Он не знает, что видел.
Я чувствую, как моя рука дрожит, как будто я боюсь. Боюсь Фредди? Нет. Боюсь того, что он у меня отнял. Мою гордость. Доверие между моим братом и мной. Ярость кипит в моей больной груди, и мое дыхание горячее и тяжелое от этого гнева.
— Ксандер был в замешательстве. Эта девушка была моей…
— Фредди. Останавись. — Я отдергиваю руку.
— Я знаю, что сегодня ты намеренно причинил боль моему брату. Я знаю все, что ты ему сказал. Все, что ты говорил о нем.
Фредди делает шаг назад.
— Мне все равно, гей он или нет. Неважно, — говорю я, и мне все равно, что мой голос такой громкий, весь холл поворачивается к нам.
— Знаешь, что имеет значение? Твоя поврежденная рука. Хочешь знать, почему?
Он качает головой, но я продолжаю.
— Может быть, это вылечит. Может быть, это не так. Может быть, тебе просто будет немного больно каждый раз, когда ты держишь клюшку, или, может быть, твой выстрел будет всего на дюйм. Но это большое дело для такого посредственного игрока, как ты. Может быть, теперь твои удары не будут такими сильными. Может быть, «Ледяные Волки» поймут, что им не нужен в их команде такой коварный, подрывной, мудак, как ты.
Впервые в жизни он молчит.
— А может и нет. — Я пожимаю плечами.
— Но я знаю, что мне не нужно твое коварное, подрывающее мудацкое «я» рядом со мной или моим братом. Оставь нас в покое, и, возможно, твоя следующая поездка в Чикаго не будет проведена в отделении неотложной помощи.
Он отступает, но ударяется о кресло в вестибюле. Я вижу, что он пытается придумать, что сказать мне в ответ, но, судя по пораженному выражению его лица, в его голове ничего не происходит.
Кто-то появляется позади меня, и я чувствую, как рука сжимает мое плечо.
— Готов аидти, милая?
Я поворачиваюсь и улыбаюсь маме.
— Ага.
— О, привет, Гален! — Моя мама сияет.
— Так приятно снова тебя видеть!
Он кивает и запинается:
— Привет, Р-Розалин.
— О, Гален, посмотри на себя! Твое красивое лицо… испорчено! — Она обнимает меня и притягивает к себе.
— Сегодня была тяжелая ночь. Наша бедная Элис играла в своей женской лиге и ударилась о доску и ушибла себе ребра. Она сказала мне, что это даже разбило стекло!
Я перестаю дышать. Я даже не могу пошевелиться.
Фредди тоже не двигается. Во всяком случае, не его тело. Но его глаза оживают, глядя на меня с болезненным пониманием.
Мама продолжает болтать о предстоящем «Ледяном» балу, о том, какой милой парой мы были, о ее новой благотворительной организации, но все это не имеет значения. Все, что имеет значение, — это взгляд, которым он на меня смотрит.
Я думала, что выиграла. Я думала, что получила от него лучшее.
Но Фредди использует слабости, как акула, и он только что нашел кровь.
Я думаю, мама прощается, потому что Фредди пожимает ей руку, а потом ухмыляется мне.
— Увидимся.
Я иду к выходу, как статуя, шаг за шагом, когда слышу, как он кричит:
— Эй, Элис!
Я не хочу оборачиваться, но поворачиваюсь, видя его бледные глаза и окровавленное лицо.
— Скажи Элу, что я увижу его на льду.
ГЛАВА 16
Хейден
— Отстранение на пять игр.
Кевин вытягивает каждое слово как отдельное предложение. Словно каждое слово — это очередной нож, который я лично вонзил ему в сердце.
Я неловко ерзаю на кухонном стуле. Верхний свет флуоресцентный, и мне кажется, что я сижу в кабинете для допросов.
В начале вечера, когда тренер Забински впервые вручил мне майку с буквой «К», я подумал, что сегодняшний вечер будет потрясающим. Я приду домой… Нет, мы придем домой. Эл и я. Лучшие друзья, которые много работали вместе для наших писем. Я держал его, чтобы Кевин увидел, и он…
Ну не знаю, что бы он сделал. Я даже не знаю, чего я от него хочу.
Не это, это уж точно. Он стоит надо мной и читает мне лекции, как будто он мой чертов отец.
Но папа никогда не был таким.
Или, может быть, он никогда не должен был быть…
Потому что я никогда не был таким. Только после аварии.
— Тренер Забински показал мне повтор этого хита, Хейден. О чем ты думал, подходя к нему сзади? Тебе повезло, что он только поранил руку. Ты мог серьезно его ранить. Ты знаешь лучше. Я знаю. — Он проводит рукой по своей бороде, затем более мягко говорит:
— Ты сделал это нарочно. Ты хотел причинить ему боль.
Мои руки сжимаются на стуле. Мне нечего сказать, потому что да, я хотел навредить Фредлунду. Но я не могу сказать своему брату, почему.
Кевин поворачивается спиной, кладет руку на край столешницы, костяшки пальцев побелели. Я был дураком, думая, что все изменится, когда мы вернемся из Виннипега.
— Ты был… таким другим в этом сезоне. К лучшему. Забински сказал мне, что ты сегодня стал капитаном.
Я скрещиваю руки и опускаюсь.
— Сейчас это не имеет значения.
— Ты прав, это не так, — говорит Кевин, поворачиваясь ко мне.
— Ты оставил «Соколов» без капитана на пять игр.
Я слышу, как в коридоре щелкает открывающаяся дверь, а затем — звонкий голос Элеоноры.
— Добрый вечер, семья! Я принесла домой тайскую еду!
Я встаю и несусь к своим подвальным апартаментам. Я не могу видеть Элеонору, не сейчас. Я не могу допустить, чтобы они вдвоем смотрели на меня, черное пятно в их счастливой семье.
Я падаю на ледяную кровать и хватаю телефон.
Семнадцать пропущенных звонков от «Эла». Тридцать два текстовых сообщения. Последнее гласит: «Я снаружи». Это было двадцать минут назад. Зачем ей быть здесь?
Медленно я встаю. Не может быть, чтобы она была настолько глупа, чтобы ждать на морозе. Я открываю дверь и смотрю вниз, чтобы увидеть неоново-розовую кучу, свернувшуюся на моем крыльце.
Она ждет меня.
Элис