Мариэтта смеялась.
— Ты не слишком разборчива… — продолжал я, — такой тип, как он! Он тебе еще не предлагал денег?
Я был немало удивлен, но никогда, ни единого раза, с тех пор как секретарь суда установил у нас свой порядок, Мариэтта не уклонялась от моих ночных посещений в ее комнату… Надо, правда, сказать, что она находила в этом удовольствие. Я был неутомим. Мне так хотелось сохранить Мариэтту, удержать ее с помощью чувственности, помешать ей думать, что кто-то другой может обладать ею лучше меня, что мои силы возрождались из самих себя и не иссякали до рассвета.
VII
Вот как развертывались события. Было начало зимы, и Мариэтта, к которой мой соперник приставал, когда заставал ее одну, в нужный момент от него ускользала. Ни предложения денег, ни его намеки, даже самые откровенные, на радости, которые она с ним вкусит, не могли сломить ее сопротивления. Мариэтта была слишком хитра. То, чего она хотела, вовсе не заключалось в том, чтобы не быть любовницей секретаря суда, а именно в том, чтобы быть ею, причем совершенно открыто, но на условиях совсем не тех, которые имел в виду он… Мариэтта поведала мне все это потом, со множеством подробностей, и, чтобы добиться успеха, ей понадобилась ловкость, на которую я не считал ее способной.
Я говорю об этом сегодня без гнева и понимаю, что моя любовница сделала тогда все, чтобы я не догадался о ее конечной цели. Достигла бы она ее быстрее, если бы рассказала мне? Не думаю. Стало быть, она действовала наилучшим образом, и я не упрекаю ее за сдержанность.
Тем не менее, когда мое воображение рисует те полуласки, которые она принимала от самого ненавистного мне человека, те порой слишком откровенные прикосновения друг к другу, возбуждавшие и его и ее, я испытываю необъяснимую печаль и мной овладевает такое ощущение, словно меня обманули гораздо грубее, чем если бы Мариэтта отдалась ему сразу. Она предоставляла мне тешиться моими иллюзиями… Она наслаждалась накануне разрыва, и своей пылкостью, причину которой я теперь хорошо понимаю, была обязана вовсе не мне, а своему состоянию девушки, наполовину завоеванной другим в тех лихорадочных схватках, когда она сопротивлялась ему.
Я понимаю ее: она, должно быть, ждала, чтобы он заговорил с нею, чтобы позвал ее, чтобы сделал конкретное предложение. Она на него ворчала? Да нет, как же?.. Она не желала его слушать?.. Он держался очень хорошо… Чего она боялась?.. Ба! Ведь не в первый же раз ей делали комплименты?.. Не так ли?.. Тогда почему же она держалась на таком далеком от него расстоянии?.. Он подъезжал к ней… Она и в самом деле была очень миловидна… а главное, очень соблазнительна… И к тому же кокетлива… Кокетлива!.. Он смеялся… Он дарил ей платье, просто так. Он был достаточно богат, чтобы подарить ей это платье. Она, правда, отказывалась, но ему доставляло удовольствие делать такие вот маленькие подарки, которые ни к чему не обязывают… почти ни к чему… вот только… поцеловать ее, вот так, за ушком… Боже мой, какая она дикарка! Вот ведь!.. Подумаешь, поцелуй!.. Поцелуй за платье… Ах, какое красивое платье!.. Может, она хочет, чтобы он подарил ей еще и шляпку? Можно и шляпку! Можно все, что она только пожелает!.. Ей остается только выбрать… Он оденет ее с головы до ног…
«Послушай, Мариэтта! Это очень серьезно… Я никогда не шучу!» Но как все-таки жалко, что она предпочитает оставаться одетой! Он, знающий толк в женщинах, уверен, что ни у одной из них нет такой крепкой, такой круглой груди… Можно дотронуться?.. Черт возьми, какая ослепительная белизна! А какой жар! О, он сейчас сойдет с ума! Он уже сошел с ума!.. Он теряет голову!.. И к тому же такая высокая девушка, почти такого же роста, как он.
«Но я же ведь ничего плохого не делаю, нет, ничего… только хочу заполучить тебя, слышишь? Сделать тебя счастливой… О! не надо шума!.. Сделать тебя счастливой, Мариэтта! Ну чем ты рискуешь?.. Подумай!.. Надо же, какая ты бойкая! Э-э, да у тебя нелегкий характер… Сюда… моя рука… да, сначала… позволь! Клянусь тебе, что я не… Чего ты хочешь? О! Плутовка! Уходит! Она уходит! Как вам будет угодно… Тебе же хуже!»
После этого Мариэтта приходила ко мне. Я вспоминаю ее поцелуи, которые она расточала мне без всякого стыда, ее возбуждение, думаю о той поспешности, с которой она соединяла с моим телом свое пылающее тело, прижимала ко мне свои губы, торопилась сплести наши руки и ноги, стать единым существом… какая гадость! Какое мерзкое удовлетворение!.. И так было каждую ночь. Мариэтта, которую теперь ждал я, а не она меня, наконец приходила. Я слышал, как она взбирается по лестнице… Она закрывала за собой дверь… И я не уступил бы никому своего места ни за какое царство.