Фрукты Мади невзлюбила, тем более, много было привозных.
- В них жизни, нет, - сказала она Ашоту, - не покупай, не трать деньги.
При этом сама она ездила с Сашкой по торговым центрам, завалив его подарками.
- Очнись, Мади! – прекратил это Витя одним словом, - он и так наш, не стоит заваливать его игрушками и шмотками. Дом не резиновый, а самолёт тем более. За перевес багажа у каждого будет огромная переплата.
Наконец, сообразив, что до отлёта домой остаются считанные дни, они кинулись осматривать то, что ещё не осмотрели, и по оставшейся неохваченной визитами родне.
***
- Но происходит что-то странное! Если бы папа был жив, я бы подумала, что это он велел всем не пускать меня на порог, - возмутилась Мади.
Они с Виктором вышли из подъезда, где жил двоюродный брат Мади и его дочь, потому что в квартиру их не впустили.
- А ты точно с адресом не напутала?
- Витя!
- Тогда это Старый Чёрт.
- Кто?
- Дядя Чингиз, дедуля нашей Идеи и Элины, - хмыкнул Витя, - Только у него после смерти Артур-Султана есть такое влияние в семье. Тётя Ирина настучала ему, что ты никак не оставишь мысль о том, чтобы найти того ребёнка, в которого не все в семье даже верят, вот он и принял меры. Ты опять в опале, тётя Мади.
- Но он не мог!
- Нас только что выставили за дверь. А до этого мы были в гостях у Дахи, которого с семьёй выставили из Крыма. Очнись, Мади, остракизм в нашей семье процветает!
- Это не остракизм, а тирания! – возразила Мади, - За изгнание раньше голосовали, и только большинством голосов человек изгонялся и ссылался на какое-то время.
- Давай-ка присядем, помозолим глаза, пусть им стыдно станет, - и Виктор потянул Мади на лавочку.
- Давай лучше домой. Меня в жизни так не унижали.
- Уверена?
- Витя, ну, ты-то!
- Присядь, говорю. Давай.
Они уселись на лавочку под молодым каштаном во дворе, похожем на колодец, так плотно его окружали высокие дома, похожие на шоколадки, выложенные мелкой квадратной белой, кофейной и тёмно-коричневой плиткой.
- Никак не решался тебе сказать… - замялся Витя.
- Что такое дорогой?
- Да, чёрт, всё равно когда-то всплывёт.
- Ты меня пугаешь, мальчик мой.
- Короче, Мади, я хотел промолчать, но вся эта поганая история с твоим и моим ребёнком и эта дурацкая экспертиза… В общем, ты мне не тётя.
- Что? Но этого… этого просто не может быть. Ты точно сын твоего отца и матери.
- Но ты не дочь своего отца. Потому что согласно анализу, мы с тобой не тётя и племянник, а, скорее, брат и сестра.
Повисла пауза. Буквально повисла в вакууме, в невесомости мыслей и чувств, образовавшейся вокруг Мади. Эта пауза гремела в ушах оркестровой какофонией, словно музыканты взбесились или расшалились, как дети, извлекая дикие громкие звуки.
- Мади?
Голос Вити словно продирался сквозь вату. Она сделала из ваты лицо дела мороза, украсив его пуговицами и алой тесьмой и подарила отцу на Новый год. Он усадил её на колени и целовал в пробор, благодаря за подарок.
- Мади! Ты в порядке?
Ей было девять, когда она уцепилась за новый веник и вымела кухню. Папа тогда сказал, какая она хорошая девочка, и что наконец-то в доме будет порядок.
- Мади! Чёрт.
В лицо полетели брызги холодной воды. Когда было жарко, отец иногда обливал их из шланга, тратя драгоценную воду, и они хохотали, разбегаясь от него во все стороны.
- Мади, очнись. Ну, пожалуйста, Мади.
- Что ты сказал?
- О, господи, - выдохнул Виктор, лучше бы не говорил.
- Повтори, что ты сказал.
- Давай-ка домой, а?
- Витя.
Он вздохнул.
- Согласно анализу, у нас с тобой родственные отношения единокровных брата и сестры. То есть родили нас разные матери, а папаша был один. Феликс Артурович. То есть ты не дочь Артур-Султана, а дочь Феликса, моего отца.
- Покажи бумаги.
Виктор вздохнул и достал смятые листки.
- Феликс мой брат. Как и Чингиз, Рафаэль, Марсель, Тимур, Дамир, Булат, Мурат и Искандер. Феликс не может быть моим отцом!
- Ему сейчас семьдесят девять, они же погодки с Чингизом, которому через месяц гулять восьмидесятилетний юбилей. Тебе всего пятьдесят пять. Ему было двадцать пять, когда его женили на моей матери, но за год до этого он вполне мог стать твоим отцом.