Глава 2. Закоулки заблудших душ
Беспечность обеспечивается обеспеченностью
Желания надо уметь загадывать правильно, особенно, когда формулируешь их вслух.
- Хоть бы нам не разбудить никого, - пробормотала Медина, входя в прохладный уютный холл своего крошечного пансиона, - разве только Галю.
Двухэтажный просторный дом, два двора – внешний и внутренний, парковка на несколько автомобилей, открытая тренажёрная площадка под тентом, шашлычная зона с мангалом и беседкой, детская площадка – всё было устроено в стиле мудехар с характерными геометрическими узорами плитки и текстиля в бирюзово-зелёной и красно-коричневой гамме, с подковообразными арками, затейливой кирпичной кладкой, тонкой резьбой по камню и дереву, с изысканными изразцами и керамикой и редкой чеканкой. И повсюду были цветы. Медина прикрыла глаза, втягивая ароматы дома.
- Мади! Мединочка Артуровна! Наконец-то! – и со второго этажа по деревянной лестнице скатилась, грохоча сабо как кувалдами, заспанная женщина в распахнувшемся двумя парусами алом шёлковом халате, - Наконец вы приехали! А у нас тут просто катастрофа! Эдик, привет!
- Да что за чёрт?! – Раздалось сверху сиплое рычание, - с вечера спать не давали, теперь с утра орут!
- Вот-вот! А обещали спокойное тихое место! Какой покой?! Сна лишили! Бессовестные! – сиплое рычание перешло в недовольный визг.
- Покой нам только снится! – весело пробулькало совсем издалека.
- Да какой сон?! Всех на уши поставили! Дитё разбудили!
Раздался детский плач и общий протяжный стон с проклятиями.
Хозяйка быстро затащила горничную в кухню-столовую.
- Галя! Ты с ума сошла?! Чего ты так кричишь?
- Мади! Это катастрофа! Вы уехали, а эти приехали. Везде нагадили, песни базлали, полночи не спали! Я-то прибрала, а они ни в какую не хотят убираться отсюда! А те с дитём уехали, а эти с дитём въехали снова, а дитё вопит. А те буянят, а интеллигентные жильцы в возмущении, а я что, я ничего, и ничего не могу с ними поделать. А тут ещё эта девчонка не платит и не съезжает. Вот…
Галя выдохнула, а Мади вздохнула.
Звуки её дома: щебет волнистых попугайчиков на стойке, журчание фонтанчика, разноголосица гостей и топот Галиных сабо по лестнице.
Вечно Галечка зря паникует. Иногда гости бывают невоспитанными, но это не повод будить остальных. Впрочем, сама виновата: что пожелала – то и получила. Лучше бы загадала воспитанных постояльцев.
- Идём, Галя, выпьем кофе. Эдик, багаж…
В небольшом кабинете Медина проверила счета и чеки, пересчитала выручку и, убедившись, что буйная компашка сполна заплатила за своё буйство, и что в её отсутствие ничего по-настоящему катастрофического не произошло, с облегчением вздохнула. Заперев деньги и документы в сейф, встроенный в тумбу стола, ключ положила в мини-шкатулку, которую убрала в ящик стола.
После этого она прошла в свою спальню, сняла со стены портрет, написанный по старой фотографии заезжим художником, и открыла потайной сейф. На двух полках стояли две чёрные лакированные шкатулки, на третьей лежала чёрная папка. Медина открыла первую шкатулку – побольше. Перстни, серьги, браслеты и броши сияли холодным блеском алмазов, рубинов, сапфиров и изумрудов в изящных оправах, многие – в авторских. Собираясь переодеться в жёлтую кофточку, она выбрала перстень с жёлтым топазом, а серьги с сапфирами сняла и положила на чёрный бархат. Вместо них вдела в уши простые золотые колечки – свои первые серьги, бабушкин подарок. В маленькую шкатулку небрежно бросила пластиковые карты, вытащив их из кошелька, а в папку положила бумаги, оформленные Витиным бухгалтером, – на этот пансион, который был и её домом, и её детищем, на остальной бизнес и на новую квартиру, на которую она сразу оформила завещание…
***
Медина налила ещё кофе и, пройдя через колоннаду, поддерживающую балконы второго этажа, вышла во внутренний дворик, устроенный по типу мавританских садов, – с фонтанчиком и бассейном, выложенным красивой плиткой, со множеством цветов в кадках и с лавочками под тенью густого кустарника. Присев на одну из них, она задумчиво пила кофе и вспоминала, как лишилась ногтя на одном из пальцев, когда самолично выкладывала плиткой бортики неглубокого бассейна. Он долго сходил и долго отрастал, отливая чернотой, и она чувствовала себя анакондой, меняющей шкуру. Во всяком случае, отец именно тогда впервые назвал её змеёй. Она наотрез отказывалась отказаться от наследства погибшего мужа и матери и возвращаться в дом к отцу.