Он ловко перевернул блинчики, смазав их маслом, и убавил огонь. Невысокий и плотный, подвижный и шустрый, он словно был создан для кухни, тогда как его жена вовсе не умела готовить, зато шила не хуже мастериц с фабрики, подрабатывая портнихой на дому. Они прожили вместе почти тридцать лет, почти не разговаривая, во всяком случае, не разговаривая о чувствах. Порой ему казалось, что их чувства вообще улетучились в тот момент, когда их застукали в объятиях друг друга и со скандалом поженили старшие. Но вот теперь три глупейшие создания – их невестки – пристали к ним с женой с идеей отметить жемчужную свадьбу. Старших уже нет, настоящие национальные традиции никто не соблюдает, мир стал универсальным. Любой праздник – это всего лишь застолье с танцами, зато поводов праздновать стало гораздо больше, словно люди сошли с ума и только и хотят, что веселиться.
Он выложил блинчики на блюдо, нарезал творожную запеканку и взбил крем, приготовил кисель и кашу, натолок картофельное пюре, вытащил из духовки листы с тефтелями и запечённым филе рыбы. Убрав посуду, вышел на улицу, во внешний двор, таща мешок с мусором. Избавившись от него, он медленно пошёл из пансиона к морю, к своему маленькому кафе, в котором весь день готовил рыбу и мидии, жарил шашлык и варил кукурузу, выпекал пирожки и пиццы, лепил чебуреки и манты, давил фрукты для соков и взваров – бестолковый набор блюд из кухни разных народов для туристов. У Мади в меню была такая же сумятица. Здесь он работал ранним утром и ранним вечером, и ему никто не мешал ни готовить, ни думать, а на случай сумасшедших дней в закутке в тумбе у него была припрятана бутылочка настоящего армянского коньяка с родины – способ погрузиться в тишину.
Впереди него шла пожилая пара туристов, идущих в обнимку к морю – поплавать и побродить по пляжу, пока не поднялась жара. Вот уж кто старые – им не меньше семидесяти, а обнимаются как студенты, и улыбаются. Когда он в последний раз видел улыбку на лице жены? А ей бы пошло жемчужное колье – к её белозубой улыбке. Ашот достал телефон.
- Натали? Да, я. Э, я тут рэшил. Пусть будэт годовщина. Готовьтэсь. Ай, нэ трэщи! Одно условие. Обэд я приготовлю сам. И парни мнэ помогут…
***
Медина проветрила кабинет и села в кресло. Галя завела к ней молоденькую девушку, на вид лет семнадцати-восемнадцати.
- Итак, Евгения Кузнецова, рассказывайте нам, почему вы ни номер не оплачиваете, ни съезжаете из пансиона, - вежливо, но строго предложила Мади.
- Но мой номер был оплачен! – тихо воскликнула девчонка в клетчатой рубашке, повязанной узлом над укороченными шортами, тряхнув каштановыми кудрями.
- На пять дней. Однако вы живёте здесь вторую неделю. Мы не против – заплатите и живите, сколько хотите. Мы рады гостям.
- Я… мне… у меня… Мой парень приедет за мной и заплатит.
Медина и Галина переглянулись и вздохнули. Уж сколько раз твердили миру – не верь парням, а всё без толку. Каждый год одно и то же!
- Когда вы договорились встретиться, дорогая? – сменила тон на более мягкий Медина.
- В первый же день, - и девчонка всхлипнула, - но он не приехал, не перезвонил, и на звонки не отвечает. Господи, с ним точно что-то случилось!
- Ага, закобелилось, - хмыкнула Галя.
Медина укоризненно на неё посмотрела и перевела глаза на девчонку. Молодо-зелено, но ещё не всё потеряно.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать.
- А ему?
- Двадцать два. Он закончил университет и зашёл к кому-то из педагогов, а я пришла относить туда документы на поступление. Я педагогический колледж закончила, решила учиться дальше. Мы познакомились. Гена привёл меня к родителям, но его мама меня невзлюбила. Столько гадостей наговорила. И мы решили сбежать. Он снял этот номер, чтобы мы поженились в Евпатории, потом здесь провели неделю, и уехали жить в Севастополь.
- Сам-то он откуда?
- Из Севастополя, как и я. У него вся семья в бизнесе, а его выучили на юриста, чтобы свой был и всем помогал.
- Фамилию, отчество знаешь?
- Э… нет. Но я помню квартиру его родителей!
- В которой тебя не хотят видеть? Ладно, а твои родители? Пусть заплатят и заберут тебя домой.
- Я сирота. Детдомовская. Мне квартира положена. Мы в ней жить собирались, а вместо неё только место в общаге дали.
- А, ну так всё понятно. В общаге ж хуже, чем в шалаше. Вот жених и сбёг!
- Он не мог! Не мог!
Девчонка уронила лицо в ладони и заплакала.
Дамы снова переглянулись. Мади кивнула Гале и вышла.
- Не реви, - велела Галя девчонке, - слышь, Женька, не реви. Поможем. Но, сама знаешь, кто не работает, тот не ест, и уж точно не живёт на полном пансионе. Давай, вставай и пошли.