После этого она прошла в свою спальню, сняла со стены портрет, написанный по старой фотографии заезжим художником, и открыла потайной сейф. На двух полках стояли две чёрные лакированные шкатулки, на третьей лежала чёрная папка. Медина открыла первую шкатулку – побольше. Перстни, серьги, браслеты и броши сияли холодным блеском алмазов, рубинов, сапфиров и изумрудов в изящных оправах, многие – в авторских. Собираясь переодеться в жёлтую кофточку, она выбрала перстень с жёлтым топазом, а серьги с сапфирами сняла и положила на чёрный бархат. Вместо них вдела в уши простые золотые колечки – свои первые серьги, бабушкин подарок. В маленькую шкатулку небрежно бросила пластиковые карты, вытащив их из кошелька, а в папку положила бумаги, оформленные Витиным бухгалтером, – на этот пансион, который был и её домом, и её детищем, на остальной бизнес и на новую квартиру, на которую она сразу оформила завещание…
***
Медина налила ещё кофе и, пройдя через колоннаду, поддерживающую балконы второго этажа, вышла во внутренний дворик, устроенный по типу мавританских садов, – с фонтанчиком и бассейном, выложенным красивой плиткой, со множеством цветов в кадках и с лавочками под тенью густого кустарника. Присев на одну из них, она задумчиво пила кофе и вспоминала, как лишилась ногтя на одном из пальцев, когда самолично выкладывала плиткой бортики неглубокого бассейна. Он долго сходил и долго отрастал, отливая чернотой, и она чувствовала себя анакондой, меняющей шкуру. Во всяком случае, отец именно тогда впервые назвал её змеёй. Она наотрез отказывалась отказаться от наследства погибшего мужа и матери и возвращаться в дом к отцу.
Витя оставил ей и землю, и деньги, мама дала ещё денег, и Мади решила построить дом своей мечты, а в итоге построила целый пансион.
Отец тогда рвал и метал, недоумевая, как жена смогла обойти его абсолютный контроль и оставить деньги, неожиданно свалившиеся на неё от деда, младшей дочери. Когда строптивая дочь самовольно вышла замуж за чужака и в результате аварии стала в день свадьбы вдовой, не вернулась в семью, а решила жить сама по себе, он задал ей грубый вопрос: «Может, ты ещё и брюки наденешь, как мужик?»
Мади надела. И брюки, и джинсы, и шорты надела, и волосы остригла и покрасила, став блондинкой. Это было вызовом, но отец её вызов не принял. Он просто от неё отвернулся, как отворачиваются от змеи, не решаясь её убить из суеверий, но на всякий случай выбрасывая за ограду дома, и велел всей семье сделать то же самое. Её братья и сёстры не решились противиться воле главы семейства, а она не решилась их за это винить, но с тех пор у Мади остались только этот огромный дом и племянники и племянницы, которые были слишком юными и невинными, чтобы участвовать в семейных интригах и дрязгах…
***
Галя вздохнула с облегчением, когда вернулась хозяйка. Кто-то может управлять делом, а кто-то нет. Галя со свой-то жизнью управиться не могла.
Крепкая брюнетка с тугим узлом волос скинула алый халат и оделась в алую обтягивающую кофточку и облегающую чёрную юбку, так как несмотря на сорок пять лет ей всё ещё было, что показать. Сунув ноги в растоптанные сабо на высокой платформе, она вышла из комнаты горничной, где ночевала только изредка, потому что жила в собственном домике дальше по улице Гагарина. Четверть века назад она думала, что этот маленький домик в маленьком посёлке только начало её большого жизненного пути, но за двадцать пять лет все её иллюзии о браке с принцем и сказочной карьере рассыпались в прах, и остался только маленький посёлок, маленький дом и незначительная должность с копеечной зарплатой. Если бы не дружба с Мади, она была бы обычной одинокой необразованной бабой, убирающей в чужих домах. Но Мади повысила её из горничной в управляющую пансиона и назвала подругой, и Галя душу за неё готова была отдать.
Галя прошла по коридору служебного крыла. Единственное, чего она никогда не понимала и не одобряла, это то, что Мади всё перевернула с ног на голову – на первом этаже расположила собственные двухкомнатные апартаменты, кухню-столовую, массажный кабинет, комнату горничной, прачечную и рабочий кабинет, а второй этаж с пятью просторными комнатами и светлой гостиной отдала под пансион постояльцам. Обычно делали наоборот, хозяева жили наверху, но Мади вообще не такая, как все. Она, например, придумала хитрые внутренние перегородки и несколько лестниц как внутри дома, так и снаружи, чтобы гости «не топотали по нервам», а под этими лестницами и за перегородками расположила скрытые зоны для хранения хозяйственного инвентаря и сезонных вещей. Гостями пансиона «Медина» обычно становились приличные пожилые пары, семьи с детьми – шумные и прижимистые, одинокие люди средних лет или компании рабочих-артельщиков. Иногда попадались художники и писатели, за которыми Мади велела следить особенно тщательно, искренне считая их сумасшедшими.