Галя вышла в кухню-столовую.
- Доброе утро.
- Нэ увэрэн. И нэ трэщи тут. Я готовлю.
Ашот в своём репертуаре. Вечно хмурый и мрачный, словно всем на свете недовольный, он бы в жизни с таким характером не нашёл ни приют, ни работу, если бы не готовил, как бог. Он работал у Мади утром и вечером, готовя заявленные в рекламе пансиона завтраки и ужины, а днём и поздним вечером царил в своём кафе в прибрежной зоне. Если он не успевал или брал спецзаказы, его подменяли жена или один из сыновей – таких же хмурых и мрачных, как отец.
Галя открыла шкафчик под лестницей и вытащила ведро с тряпками и «брызгалки», как она называла все моющие средства и полироли.
- Займусь перилами на лестницах.
- Мнэ это зачэм знать? Я готовлю.
- Это если Медина Артуровна спросит, зануда ты старый.
- Старый?! Я старый?! Бабушка твоя старый! Ишь!
Галя хмыкнула и пошла наверх, а Ашот ещё долго пыхтел себе в усы.
Ну, какой же он старый? Да, его рано женили из-за его же глупости в девятнадцать лет на глупой девчонке, та со страху нарожала ему пятерых сыновей подряд, и он весь согнулся, тридцать лет сгибаясь над котлами и мангалами, зарабатывая им на жизнь, но разве он старый? Вовсе не старый.
Он ловко перевернул блинчики, смазав их маслом, и убавил огонь. Невысокий и плотный, подвижный и шустрый, он словно был создан для кухни, тогда как его жена вовсе не умела готовить, зато шила не хуже мастериц с фабрики, подрабатывая портнихой на дому. Они прожили вместе почти тридцать лет, почти не разговаривая, во всяком случае, не разговаривая о чувствах. Порой ему казалось, что их чувства вообще улетучились в тот момент, когда их застукали в объятиях друг друга и со скандалом поженили старшие. Но вот теперь три глупейшие создания – их невестки – пристали к ним с женой с идеей отметить жемчужную свадьбу. Старших уже нет, настоящие национальные традиции никто не соблюдает, мир стал универсальным. Любой праздник – это всего лишь застолье с танцами, зато поводов праздновать стало гораздо больше, словно люди сошли с ума и только и хотят, что веселиться.
Он выложил блинчики на блюдо, нарезал творожную запеканку и взбил крем, приготовил кисель и кашу, натолок картофельное пюре, вытащил из духовки листы с тефтелями и запечённым филе рыбы. Убрав посуду, вышел на улицу, во внешний двор, таща мешок с мусором. Избавившись от него, он медленно пошёл из пансиона к морю, к своему маленькому кафе, в котором весь день готовил рыбу и мидии, жарил шашлык и варил кукурузу, выпекал пирожки и пиццы, лепил чебуреки и манты, давил фрукты для соков и взваров – бестолковый набор блюд из кухни разных народов для туристов. У Мади в меню была такая же сумятица. Здесь он работал ранним утром и ранним вечером, и ему никто не мешал ни готовить, ни думать, а на случай сумасшедших дней в закутке в тумбе у него была припрятана бутылочка настоящего армянского коньяка с родины – способ погрузиться в тишину.
Впереди него шла пожилая пара туристов, идущих в обнимку к морю – поплавать и побродить по пляжу, пока не поднялась жара. Вот уж кто старые – им не меньше семидесяти, а обнимаются как студенты, и улыбаются. Когда он в последний раз видел улыбку на лице жены? А ей бы пошло жемчужное колье – к её белозубой улыбке. Ашот достал телефон.
- Натали? Да, я. Э, я тут рэшил. Пусть будэт годовщина. Готовьтэсь. Ай, нэ трэщи! Одно условие. Обэд я приготовлю сам. И парни мнэ помогут…
***
Медина проветрила кабинет и села в кресло. Галя завела к ней молоденькую девушку, на вид лет семнадцати-восемнадцати.
- Итак, Евгения Кузнецова, рассказывайте нам, почему вы ни номер не оплачиваете, ни съезжаете из пансиона, - вежливо, но строго предложила Мади.
- Но мой номер был оплачен! – тихо воскликнула девчонка в клетчатой рубашке, повязанной узлом над укороченными шортами, тряхнув каштановыми кудрями.
- На пять дней. Однако вы живёте здесь вторую неделю. Мы не против – заплатите и живите, сколько хотите. Мы рады гостям.
- Я… мне… у меня… Мой парень приедет за мной и заплатит.
Медина и Галина переглянулись и вздохнули. Уж сколько раз твердили миру – не верь парням, а всё без толку. Каждый год одно и то же!