- Знаю, чудовище ты упёртое. Но ветер не всегда дует так, как хочет моряк. Пороть тебя надо было в детстве.
- Помнится, именно ты в моём детстве не давала отцу и деду меня пороть, за что я тебя и обожаю. Ну, я прошу тебя, тётя. Придумай что-нибудь.
- Да что? Их может свести только крах семьи, поиск сокровищ или необходимость выживания в диких джунглях.
- Купить им круиз? – оживился Виктор.
- Да хоть два. Они никуда вдвоём не поедут. Нет у них общей мотивации.
- Так придумай!
- Ну, хорошо. Дай мне время. Кстати, нам в любом случае придётся сделать перерыв – завтра мне нужно смотаться в горы.
- В Крымскую розу или в Кара-Куш?
- В питомник.
- Пёрышки на шляпку закончились или пострелять захотелось? А, ты решила с дядей Марселем посоветоваться! По нашему делу?
- О сводничестве с братом? Ещё чего! Просто поговорю с ним о…
- О погоде? Ладно-ладно! Передавай старику привет…
Она вздохнула и пошла к выходу из ботанического сада Таврического национального университета. Воронцовский парк в этот раз не успокоил, а растревожил её душу. Вмешаться или не вмешаться – вот в чём вопрос! Прилично ли вламываться в чужие души и в чужие жизни, или отстранённо наблюдать за тем, как рушатся надежды, а души горят от страдания? Однажды она вмешалась и навредила, потом не вмешалась, и погубила. И теперь боится и вмешиваться, и не вмешиваться, поскольку уже полвека не может ответить себе на главный вопрос: что лучше – положиться на судьбу или взять её в свои руки. А вот теперь судьба постучалась к ней кулаком, и она понимает, что откроет она дверь или не откроет – ничего не изменит, потому что её жизнь уже изменилась, и ей осталось только перестать закрывать глаза и затыкать уши, и повернуться к ней лицом, чтобы не пропустить этот судьбоносный поворот и снова не слететь с дороги…
- Домой? – спросил её Эдик, племянник, подрабатывающий у неё водителем на время учёбы.
- В гостиницу. В дом войдём, когда всю мебель найдём. Поехали…
***
Медина с детства боялась ошибиться в чём бы то ни было. Отец, человек суровый и мрачный, имеющий непререкаемый авторитет в селе и в семье, за малейшую провинность ставил детей на колени на рассыпанный в углу кухни горох и велел думать, в чём была их ошибка и как надо было поступить правильно.
«Прежде, чем совершить какой бы то ни было поступок, подумай, одобрил бы его твой отец или нет, и только потом принимай решение». Это правило определяло поведение всех детей семьи, даже когда у них у самих появились седина и морщины, и свои дети, и внуки.
Став взрослой, она продумывала каждый шаг, чтобы больше не преклонять колени. Иногда она уходила в себя на целые недели, пытаясь понять, что пошло не так, где и в чём именно она ошиблась. В такие периоды её жизнь шла как замедленная съёмка чёрно-белой киноленты, словно и не про неё, а сама она будто выпадала из жизни и погружалась в тщательный анализ каждого слова и каждого действия, которые привели её к некоему тупику или явному промаху.
Вчера Медине позвонила одна из её сестёр и сообщила новость, даже не так – не сообщила новость, а буквально открыла семейную тайну, и она, потрясённая услышанным, отправилась в фазаний питомник, расположенный западнее Белогорска в урочище Кара-Куш – Чёрная птица – в государственном охотничьем хозяйстве «Холодная Гора». Автобус бодро петлял по живописным местам Белогорского района, собираясь забраться на высокогорное плато, но сама она была далеко, заткнув уши наушниками, в которых дребезжал на ухабах двадцатый ноктюрн Шопена. И поэтому никак не отреагировала, когда автобус резко затормозил, в него ворвались вооружённые люди и вытолкали пассажиров на обочину. Они занесли внутрь мужчину в окровавленной рубахе и направились в горы, увозя с собой рассеянную тётку, оставшуюся сидеть на дальнем сиденье у пыльного окна…
***
Утро было золотисто-солнечным. Весь Симферополь казался словно сбрызнутым подсолнечным маслом и запечённым до золотистой корочки.
Алёна с улыбкой подумала об этом, когда солнечный зайчик отскочил от натёртой воском дверцы её «жука» на её лакированную сумочку, и вошла в прохладный тёмный подъезд. Там она испуганно прижалась к стене, пропуская вниз по лестнице бригаду рабочих. Когда мужики протопали вниз, она наконец подошла к квартире, но нажимать на звонок не пришлось – дверь открылась, тихо стукнувшись о стену. Алёна осторожно вошла.
- Тётя Мади! – позвала она.
- Алёна? – в коридор шагнула тёмная тень.
- Виктор? Боже! Ты меня напугал! То есть Виктор Феликсович…
- Да ладно, давай на «ты». Ты как тут оказалась? – спросил её Виктор, встречая на пороге гостиной.