Выбрать главу

Вселенная Андрея Сахарова (Часть I)

Доклад на V Международной конференции по космомикрофизике КОСМИОН-2001, посвящённой 80-летию со дня рождения Андрея Дмитриевича Сахарова

 Физический институт им. П.Н. Лебедева РАН, 21 мая 2001 года

Согласно установившейся традиции сегодня здесь должно было бы состояться открытие Третьей международной сахаровской конференции по физике (Первая и Вторая конференции проходили в ФИАНе в 1991 и 1996 гг., т.е. были приурочены к 70-летию и 75-летию Андрея Дмитриевича Сахарова). Причина, почему в годовщину 80-летия Сахарова не состоялась Третья сахаровская конференция по физике, весьма драматична: 24 мая 1999 года скончался Ефим Самойлович Фрадкин и в июне 2000 года Отделение теоретической физики ФИАН организовало большую международную конференцию его памяти "Квантование, калибровочные поля и струны". Организация через год ещё одной столь же масштабной международной конференции — задача непосильная; и мы очень благодарны Космиону за проведение данной Конференции, посвящённой 80-летию Сахарова. Уверен, что Андрей Дмитриевич полностью одобрил бы наши мемориальные мероприятия в память Е.С. Фрадкина. Помимо личных существовавших между ними дружеских доверительных отношений, Сахаров очень высоко оценивал вклад Ефима Самойловича в науку: "Из всей нашей компании Фрадкин единственный достиг того амплуа высокопрофессионального физика-теоретика "переднего края", о котором мы все мечтали. У него большие достижения почти во всех основных направлениях квантовой теории поля… Многие из полученных Фрадкиным результатов являются классическими." (Сахаров, "Воспоминания" [1]).

"Убивший человека, убивает Вселенную, спасший человека, спасает Вселенную". Эта древняя мудрость, провозглашающая глобальную ценность личности, индивидуума, лежит в основе правозащитного подхода к решению глобальных проблем человечества. Цитирую: "Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете…" — для этого "нужно новое мышление… Я защищаю тезис о первичном определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества" (Сахаров, "Нобелевская лекция", 1975, см. в [2]). Слова о "новом мышлении", говоря обобщённо, объясняют содержащийся в приведённой выше древней мудрости об одном человеке и Вселенной "голографический парадокс" — часть равна целому, эквивалентность каждого homo sapience всему Универсу, включающему также и всех людей. Всё дело, конечно, в движении, в динамике ситуации: если часть способна формировать целое ("новое мышление"), а способностью к творчеству, хотя бы потенциально, наделён каждый человек, то статичная картина целого и его частей, очевидно, не отражает динамизма ситуации. Как говорил Сахаров: "Будущее непредсказуемо, а также (в силу квантовых эффектов) и не определено… оно творится всеми нами шаг за шагом в нашем бесконечно сложном взаимодействии". Сказанное в полной мере относится и к картине физической Вселенной, изучаемой астрофизиками, космологами, космомикрофизиками. Как-то ещё на прежней очень далёкой от космологии работе мне довелось популярно рассказывать о Вселенной, Биг Бенге, Биг Кранче. Возможность будущего коллапса Вселенной и соответственно неотвратимого уничтожения всего и вся вызвала особую озабоченность аудитории. Но когда выяснилось, что согласно существующим космологическим моделям катастрофа Биг Кранча может случиться не ранее чем через 10—20 миллиардов лет, начальник лаборатории Андрей Михайлович Васильев весьма мудро заметил: "Я надеюсь, что за это время наши представления изменятся и мы будем спасены".

Андрей Дмитриевич Сахаров был человеком, который не только существенно менял наши представления, но и формировал новую реальность. "В 1968 году он опубликовал за границей первую из своих пророческих книг, которая многим показалась наивной. Но, как сказал Шопенгауэр, талант попадает в цель, в которую никто попасть не может, гений попадает в цель, которую никто не видит" (Аркадий Мигдал, в книге [3]). Эта метафора Шопенгауэра нуждается, однако, в пояснении: дело не в том, что гений видит нечто, что другим не видно. В рамках этого образа смысл вышеприведённых слов Сахарова "Будущее… не определено" состоит, по-видимому, в том, что цель, в которую попадает гений, раньше просто не существовала, не была определена, и возникла (вместе с её описанием) только в результате этого "попадания". Сахаров действительно конструировал будущее, он был не только выдающимся теоретиком, но и инженером-конструктором в самом широком смысле этого слова — при решении как технических, так и общественных проблем. "Нереализованная идея ещё не идея", — говорил Андрей Дмитриевич. Эта установка является важнейшей "динамической характеристикой" того, что можно назвать "Вселенная Андрея Сахарова". Условно-схематически эту "Вселенную" можно представить состоящей из четырёх основных блоков: книги, семья, наука и общественная деятельность. Порядок перечисления значения не имеет, важно всё, все части существенно взаимосвязаны как внутренне, так и волею судьбы и обстоятельств. Настоящий доклад посвящён, в основном, указанной динамике "творения будущего", на практике осуществлявшейся, как правило, на стыке различных блоков "Вселенной Сахарова".

Книги — в первую очередь это, конечно, Пушкин. "Он не только читал и перечитывал Пушкина, он как-то изнутри вжился в то время. Много лет спустя он сказал мне, что кусок русской истории от Павла I и до "души моей" Павла Вяземского существует для него в лицах" (Михаил Левин, "Прогулки с Пушкиным", [3]). Но и вся русская поэзия и литература до начала XX века, до Александра Блока была для него открытой книгой. Позже Елена Георгиевна Боннэр приобщила его к поэзии советского периода, благодаря ей он и лично познакомился с Булатом Окуджавой, Александром Галичем, Давидом Самойловым. Гибель Пушкина на дуэли в 1837 году Сахаров с детства, со студенческих лет рассматривал как поистине вселенскую катастрофу, которую можно было предотвратить, если бы друзья, окружение во-время спохватились. Умозрительную схему спасения Пушкина "по-Сахарову" интересно сопоставить с его же действиями по предотвращению другой глобальной катастрофы — гибели человечества в результате термоядерной войны. Как вспоминает Михаил Левин, Сахаров говорил: "Иван Пущин был человек чести, а он уверенно писал, что не допустил бы дуэли. И особого ума тут не требуется. На Чёрной Речке лежал глубокий снег. Данзас должен был подать Пушкину заряженный пистолет со взведённым курком. И тут он мог оступиться, падая, "нечаянно" спустить курок и ранить самого себя (в ляжку, а не в бок!). При кровоточащем секунданте дуэли быть не может, д'Аршиак бы не согласился. Поединок откладывается, потом друзья успевают вмешаться" ([3], стр. 341). Как видим, всё очень конструктивно и вполне могло сработать. Главное осознать невозможность происходящего и масштаб грозящего бедствия.

Участие в создании чудовищного оружия массового поражения породило у Сахарова острое чувство личной ответственности, ни в коей мере не смягчённое тем очевидным обстоятельством, что решение о применении принимают не создатели оружия, а совсем другие люди: "Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо ещё) — чтобы это никогда не произошло…", — Сахаров [1]. Впрочем и бомбу он делал, движимый высоким чувством долга, как и мой отец Лев Альтшулер, как и многие другие участники советского атомного проекта. Но помимо чувства личной ответственности Андрей Дмитриевич, будучи человеком осведомлённым, а главное умеющим додумывать до конца, понимал как близко подошло человечеству к краю термоядерной пропасти. И в первую очередь здесь речь идёт даже не о политически мотивированных кризисах (Карибский или Берлинский), а о случайности. Известно, что результатом Карибского кризиса было установление прямой телефонной связи руководителей двух сверхдержав — тех, кто должен принять окончательное решение о нажатии ядерной кнопки. Но и после этого были моменты, когда стратегические ядерные силы приводились в состоянии полной боевой готовности и отбой давался в последний момент. Соавтор Сахарова по созданию испытанной в 1961 году на Новой Земле 50-мегатонной сверхбомбы Юрий Смирнов вспоминает о своей беседе в 1994 году с бывшим членом Политбюро Александром Яковлевым: "На вопрос, всегда ли с его точки зрения, ситуация была под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы, он ответил: "Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что какая-то сила останавливала самое страшное. Человечеству просто повезло" " ([4], стр. 340). К решению этой проблемы — как отодвинуться от края — Сахаров тоже подходил конструктивно. А задача была непростая.