Кто следовал за мною до тех пор, тот достаточно понимает натуру Вивекананды, его трагическое сочувствие, связывающее его со всеми страданиями вселенной, и бешеное стремление действовать, бросаться им на помощь, чтобы не сомневаться, что он никогда не присвоит себе и не даст другим права застыть в экстазе искусства или созерцания.
И, зная по опыту и своему и окружающих губительную привлекательность этой Высшей Игры, {"Лила" - Игра Бога,
"Вы знаете ли, - говорит он Sister Nivedita, – что у нас есть теория вселенной, согласно которой Бог проявляется в ней, чтобы смеяться, и Воплощения снизошли на землю, чтоб смеяться. Игра… Все - игра. Почему Иисус был распят на кресте? Для игры... Играйте попросту с Господом. Говорите: "Все это (жизнь) - игра. Все - игра".
Это страшное и глубокое учение лежит в основе мысли великих Индусов, как и многих мистиков всех стран и времен… Не находим ли мы уже у Плотина этого видения вселенной как театра, где "актер все время меняет костюм", где крушения империй и цивилизаций "суть изменения сцен и лиц, плач и крики актеров…"
Что же касается Вивекананды, то никогда не надо забывать, анализируя его мысли, момента и случая, при которых он их выражал. Ибо очень часто, желая побороть какую-нибудь тенденцию своего собеседника, которую он считает нездоровой, он противопоставляет одной крайности другую. Но. конечной истиной для него остается гармония.
В данном случае он был несколько раздражен чувствительностью преданной Ниведиты, которая, прощаясь с ним, проявила сентиментальность. Он сказал ей: "Почему бы нам не расстаться с улыбкой? Вы, европейцы, все такие больные. У вас какой-то культ горя…" И, чтобы осадить свою подругу-англичанку, принимающую все слишком серьезно, он противопоставляет ее настроению учение об Игре.
Эта нелюбовь к грустной преданности, к горестному, распинающему себя духу выражается в любопытной притче о Народе:
Среди Богов есть великие иогины. Нарада - один из них. Однажды, проходя по лесу, он увидел неподвижного постника, вокруг тела которого муравьи построили муравейник. Несколько поодаль другой, под деревом, скакал в припадках безумной радости. Они спросили у Нарады, который отправлялся на небо, когда они будут признаны достойными освобождения. Человеку, которого ели муравьи, Нарада ответил? "После четырех новых рождений". И человек заплакал. Плясавшему же он сказал: "После стольких рождений, сколько листьев на этом дереве". И от радости, что его освобождение придет "так скоро", танцор возобновил свои прыжки. В тот же миг он был освобожден (ср. заключение Раджа-ноги).} он постоянно заботится о том, чтобы защитить от нее тех, кем он призван руководить, стремясь возвратить к действию их грезящий взор, и проповедуя, как он говорит, "Практическую Веданту". {Две лекции под этим заглавием в Джнана-иоге (Лондон, 10 и 12 ноября 1896 г.). Ср. также лекции, помещенные в том же сборнике: "Человек кажущийся и человек действительный", "Осуществление", "Бог во всех вещах" и т. д. и Беседы и Диалоги (с Саратчандрой Чакраварти, Белур, 1898 г.), т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 105 и след.}
Ему кажется вполне справедливым, что "познание Брахмана есть конечная цель, высочайший удел человека. Но человек не может оставаться погруженным в Брахмана. {Беседы о пути в Мукти, т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 193 и след.} Это лишь исключительные мгновения". Когда он выплывает из этого безыменного Океана покоя, ему нужно схватиться за буй. И уже не только эгоистическое Carpe diem, но и Mйmento quia pulvis es – неотвязная мысль о своем собственном спасении – будет поддерживать его на поверхности воды.
"Если человек погружается очертя голову в безумные радости мира, он тонет. А если человек проклинает мир, удаляется в лес, умерщвляет свою плоть, жжет себя на медленном огне, опустошает свое сердце, делается жестким и сухим, - этот человек тоже потерял истинный путь". {"Бог во всех вещах".}
Великий пароль, который мы должны принести в мир после тех откровений, в которых мы "познали" на миг в полном библейском смысле Океаническое Существо, – слово, которое рано или поздно должно привести нас к Цели, – есть также лозунг самых возвышенных нравственных кодексов.