- Поехали! – на ходу крикнула я, захлопывая автомобильную дверь.
- Ты что, от санитаров убегаешь? - смеялся папа, заводя мотор.
- Так и есть. Быстрее, не то они догонят и схватят меня! А потом окажется, что все, что происходило - сон, и ты тоже- плод моего воображения.
- Ты от меня так просто не отделаешься.
Мы поехали. Выезд из города показался мне целой вечностью. Я почему-то возомнила, что мы едем не на машине, а на ядерной ракете. В голове рождались страхи. Последним был страх, что папа не знает дорогу. После него я больно ущипнула себя за коленку, пытаясь успокоиться. Он заметил это и, улыбнувшись, взял мою руку:
- Не нервничай. Мы его еще часа два ждать будем, вот увидишь.
- А вдруг самолет опоздает? Или с ним что-то случится? А вдруг его возьмут в заложники или мы разменемся, и он уйдет куда-то?
От души посмеявшись надо мной, папа добавил газу. Показалось трасса, красиво окаймленная деревьями по бокам.
- Хватит говорить глупости. Лучше дай себе отдохнуть. Не хватало еще, чтоб твой американский австралиец подумал, что тут все девушки такие.
- Какие?
- Нервные.
- Ты хотел сказать, психопатки не уравновешаные?
- Ой, - улыбнулся он, - на вот конфету. Жуй.
И пока папа включал радио, чтобы отвлечь меня, я посмотрела на конфету. Цитрусовая. Желе. Пойдет.
О, да, сладкое неплохо успокаивает нервы. Долгая монотонная езда тоже успокаивает нервы. Но сладкое все же больше. Папа не нервничал совсем. Ему даже конфетки не понадобились. Он, конечно, всегда внушал мне образец самообладания, но в тот день особенно. Очень важно иметь рядом человека, который бы успокоил тебя, даже своим примером. Это дисциплинирует.
Тем не менее, я видела спокойную радость в его глазах. Мы часто говорили в дороге, и как-то он невзначай обратился ко мне:
- Я достаточно хорошо выгляжу?
- Естественно, пап.
- Просто я вот думаю: он едет к тебе, ты то прекрасна, но я ведь тоже должен не оплошать.
- По этому поводу вообще не беспокойся. Если это тот Джек, которого я знаю, то он будет выглядеть не лучше нашего, а то и куда проще. Будет одет без излишеств и будет с растреяной улыбкой смотреть тебе в глаза, думая о том, какой ты классный.
Он усмехнулся:
- Ладно, разберемся на месте. Думаю, я сначала дам вам время "познакомиться".
Не помню, я решительно ничего не помню более о нашей поездке. Единственное, что рисуется в памяти - огромный аэропорт, как гриб выросший нечаянно в конце дороги. На город легли сумерки. В Киеве даже дышалось по-другому, сыро, что ли. Пока папа собирал все вещи из машины и закрывал ее, я три раза едва не упала в обморок. Голова кружилась, а в животе творился непонятный заговор кишок, они, верно, решили свернуться в клубок и убить меня. Я смотрела, как десятки людей мечутся у входа. Кто-то курил, а кто-то говорил по телефону. Невозможно вспомнить их лиц и их пол. Все смешалось в одну кашу из людей. Они образовывали толпу, служили фоном для моего празднества.
Одновременно мы с папой шагнули во внутрь. Там творился настоящий хаос. Приезжающие выходили, держа на руках свои пожитки, с распахнутыми ртами и выражением готовности к новым событиям в новом месте. На полу валялись сумки, пакеты, чемоданы. Прямо на них сидели дети, которым порядком надоело ожидание. Глухой електрический голос после звукового гудка несколько раз объявлял пребывающие рейсы, но я ничего не понимала и не разбирала в тех словах. Мы немного опоздали, и даже так нам пришлось ждать, по меньшей мере, час. За это время у меня вспотели руки, свело живот, становилось то жарко, то холодно, а мысли путались, не производя ничего путного. Я попыталась успокоиться и не терять самообладания, уподобляясь спокойному характеру папы. Он терпеливо сидел рядом со мной. Иногда рассказывал о смешных моментах, которые он вспоминал при мысли о Джеке. Но и это не могло унять моего волнения. Пропало разом все: и прошлое, и будущее. В настоящем мы превратились в часы. Все, чем я еще могла сосредоточенно заниматься - это отсчет времени. В отчаянии я встала и делала круги по всему залу, пока папа понимающе молчал.
Передо мной сменялись лица, но не было одного нужного мне. Я искала его так долго, что, когда рыжая голова и ясная улыбка поразили всю серую массу, не сразу поняла, что случилось. А случилось только то, что навстречу мне шел Джек. Он держал в руке чемодан. Его оранжевые волосы выглядывали из-под надвинутой красной кепки, он шел в широких джинсах, а на ногах были кросовки. Ничего более американского нельзя было себе представить. Джек увидел меня, и шаг его стал быстрее. Я же в это время стояла, как вкопанная, не имея возможности пошевелить ни единой частью тела. Я просто смотрела, как он приближается, и как гладко выбритое светлое лицо его становится все более радостным. Когда до него оставался шаг или два, я просто бросилась обнимать его, чем едва не сбила с ног. Он тут же рассмеялся и обнял меня в ответ, забыв о чемодане, и обвив мою талию. Господи... Первое, что я услышала от него - смех. Я слышала его так часто, так часто он умилял меня, так часто снился. Никак не верилось, что это реально теперь. Звуковые волны, порождаемые им передаются не через динамик, а напрямую. И даже это мелочи. Он держит меня в своих руках. Когда-то я могла только мечтать о таком. Мы все стояли и не смели сказать друг другу слова. Он смотрел на меня, улыбался, в его глазах не было ни капли смущения. Джек оказался немного выше меня, но все же ниже, чем я думала. Но у него был такой же цвет глаз, в которые можно и нужно смотреть вечно, перебирая каждым завитком на радужке. Я только сейчас поняла, что папы нет рядом. И в зале тоже. Стала мотать головой из стороны в сторону, пока не заметила удивленный взгляд Джека. Как и обещал, папа незаметно вышел из здания аэропорта, давая нам время. Но времени было мало. Жизни, всей истории человечества было мало для меня тогда. Я всего-то хотела навсегда остаться в этом вечере.
- Это ты, - прошептала наконец.
- Я, - ответил он. - Хороший сюрприз я тебе устроил, не правда ли?
Теперь осталось только собрать волю в кулак и сделать это. Я подошла ближе и поцеловала его. В губы. Обвивая руками шею. Черт возьми, стоило ждать столько, чтобы наконец сделать это. Я почувствовала, как Джек легонько убирает назад мои волосы и сползает к руке, чтобы взять ее. Так мы и простояли еще вечность: держась за руки, закрыв глаза, не отрывая губ.
- Останься, - в промежутках между поцелуями говорил он.- Хочешь, покажу тебе всю Америку и заберу навсегда, а хочешь, вместе в Австралию полетим и узнаем, как там? Хочешь, всю жизнь будем по миру кататься и никогда не вернемся в одно место дважды, а хочешь...
- Хочу.
Эпилог
Часто кажется, что хороший конец бывает только в книжках, что сердце, так вероломно разрушенное и любовь, в который раз преданная, будут еще долго напоминать о себе, что вера в светлое будущее - простой самообман. Все это правда, и я меньше всего в этой книге хотела убедить читателя в обратном. Я только хотела, чтобы временами становилось легче, а мир, пускай даже вымышленный, дарил бы маленьким влюбленным радость.
Как хорошо быть чьей-нибудь глупышкой, наивной, радостной, мечтающей. Я была глупышкой Джека, и наша история любви - не вымысел.
Мне совсем не стыдно признавать свои глупости, потому что они были совершены в моей счастливой подростковой жизни, в простоте, в искренности и взаимности.
Пишите о своей истории любви, о самой первой, о самой счастливой. Напишите о том, кто делал вас самими собой. Не бойтесь стать глупой и потерять голову, чувствовать себя семнадцатилетней, пускай вам хоть за пятьдесят. Напишите мне, или напишите ему об этом. Выкрикните его имя на многолюдной улице, или шепчите его ночью с нежностью в подушку, как я. Подумайте о чем-то сокровенном, о чем-то вашем.
Австралиец по имени Джек навсегда пленил мое сердце и мою душу. Всю свою судьбу я успела отдать одному человеку еще до совершеннолетия. Он называл меня своей принцессой, своей малышкой, своей любовью и своей глупышкой...
Всем глупышкам посвящается.