— Вот что странно: я почему-то точно знаю, что Герех — гномье имя, но не знаю, что такое адарх, — продолжил я, незадолго прикрыв глаза и как бы исследуя содержимое своей черепной коробки, пытаясь разобраться, что в ней так поменялось после того, как я расстался с родным миром. — Совсем непонятно, как это неожиданное знание чужого языка работает, — добавил я. — Оно какое-то избирательное. А ты знаешь, что такое адарх?
— Нет. Но абсолютно уверен, что он именно нас назвал этим словом, — ослабив ремень, Карась все-таки пристроил топорик. Щурясь от солнечного света, покосился на статую Ланиты и сказал: — Есть такая у меня версия: здесь имеется что-то вроде энергоинформационного поля. Магического поля, черт его дери. Наши мозги в состоянии считывать с него нужную информацию, но не всю, а как-то избирательно. Поэтому мы как бы язык и письменность аборигенов воспринимаем, но при этом в наших знаниях полно белых пятен. Иногда не пятен, а огромных белоснежных пустошей. Ведь при том, что мы отчасти знаем их язык, мы нихрена не знаем об этом мире! Нонсенс, блять! Вникаешь, Шуруп? Это охренительный нонсенс!
— Да, огромная странность. И объяснение твое мутное, но за неимением лучшего возьмем его за основу. При этом остается совершенно непонятно, откуда у нас навыки произношения слов, которых мы никогда в жизни не говорили. Ведь без соответствующей практики даже одно слово на неведомом языке не всегда можно выговорить. Ладно, загадок так много, что очень быстро можно сломать мозги, а они нам очень нужны. Нужны для выживания. Пока самое разумное, просто принимать этот мир как он есть, и не перегружать себя вопросами, ответа на который мы не видим. Рискнем пойти той тропой или вернемся к лодке? — спросил я, осознавая, что дорожка, о которой говорил Глеб, ведет в том же направлении, куда бежали гномы.
— Конечно идем. Полагаю сейчас немного за полдень, — оценил Карасев, поглядывая на солнце над головой и наши короткие тени. — Время достаточно, чтобы оглядеть окрестности и подыскать место для ночлега. Но к гномам в гости не пойдем. Очень похоже, что белых адархов они не жалуют.
— Я бы даже не спешил соваться в гости к большим белым адархам, если здесь есть такие поблизости. Осмотримся, прикинем, как лучше, — решил я и, повернувшись спиной к статуе Ланиты, зашагал к дальнему краю поляны.
Глеб оказался прав: за коротким отрезком тропы, уводившей с поляны, находилась дорожка, мощеная булыжником, кривенько, косо, но все ж вполне себе приличная дорожка, задававшая направление к обитаемым местам неведомого мира и подтверждавшая, что цивилизация не прошла мимо этих мест. Мы пошли по ней медленно, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из леса, но пока не слышали ничего кроме щебета птиц и шелеста листвы. Минут через десять выбрались на дорогу, мощеную не булыжником, а плиткой или темно-синим кирпичом, поблескивающим на солнце стекловидным слоем глазури. Это покрытие — ровное, гладкое — смотрелось весьма эффектно, и если уж говорить о цивилизации, то я начал относиться к новому для нас миру с куда большим уважением. Учитывая то изящество, с которым была вырезана статуя Ланиты из глыбы нефрита, оставалось признать: здесь имеются мастера, превосходящие в умении многих мастеров из мира, родившего Фидия, Поликлета и Микеланджело.
— Налево или направо? — спросил Глеб, оглядывая открывшуюся перед нами дорогу.
Я медлил. Если направо, то там в разрыве зеленого массива леса виднелись горы, высокие, со снежными вершинами, сияющие синими ледниками. Если же пойти налево, то дорога, мощеная глянцевым кирпичом, шла под уклон, и неизвестно куда она могла вывести.
— Шуруп, не тормози. Ну чего здесь думать? Если хочешь, можно бросить монетку — у меня как раз в кармане завалялось несколько. В общем, идем налево, — решил Карасев. — Есть две веских причины. Дорога идет под уклон — идти легче. И вторая: я люблю ходить налево, — он рассмеялся.
— Да, в этом тебе нет равных. Бедная Лиза! Послушай, Карась, я правильно понимаю: ты уже вознамерился изменить ей с какой-нибудь гномихой? — я прищурился, не скрывая насмешливой улыбки.
— Давай не будем хотя бы здесь трогать вопросы Лизы? Я понимаю, для тебя эта тема больная, хотя столько лет прошло… — Глеб возвел взгляд к небесам, всем видом показывая, как он устал от подобных разговоров. — Остановимся на том, что Лизы здесь нет. Быть может, я с ней никогда больше не увижусь, так что мне теперь, засохнуть как мужчине? И я на гномих не падкий. Вот если такую, как Ланита, то да. Тут, Сань, даже без разговоров.