— Ни о какой вашей ответственности не может быть и речи. Вы уже прощены. За это ручаюсь я, сенатор Аутсон. Но вы должны открыть правительству Штатов секрет вашего изобретения. Кроме прощения, мы уплатим вам любую сумму.
Холгерсен покачал головой
— Нет, этого я никогда не сделаю. Меня уже вынуждал продать секрет машин вот этот негодяй, — он указал на Бакмайстера. — А когда я отказался, он пытался удушить меня во время сна хлороформом и вскрыть мои записки и чертежи.
Округлившиеся от удивления глаза сенатора остановились на Бакмайстере. Горбун испуганно с'ежился.
— Я вынужден был бежать и, скрываясь от него здесь, в Нью-Йорке, под видом кино-механика, закончил свою машину. Нет, она не продается.
— Я понимаю вас, — написал сенатор. — Вы патриот и уступите свое изобретение лишь родной стране.
Холгерсен рассмеялся:
— Благодаря судьбе, я свободен от патриотизма, этого яда, которым нас отравляют с детства. Мой отец наполовину швед, наполовину русский, отец моей матери был француз, а мать ее — немка. Скажите, кто же я по национальности? Я знаю одну страну, свободную, великую страну, раскинувшуюся между четырьмя океанами. Этой стране я с радостью отдал бы свое изобретение. Но знаю я, — голос Холгерсена зазвучал затаенной злобой и печалью, — вы не допустите, чтобы мое изобретение попало в руки ваших врагов, вы не выпустите меня с моей машиной из Америки. А коли так, пусть она не достанется и вам. Смотрите! — крикнул Холгерсен и нажал едва заметную кнопку на стене.
Сияющий, невыразимой красоты, фиолетовый луч сверкнул между опять повернувшимися конусами с легким треском. И тотчас же вспыхнула изоляция на проводах, уходящих под потолок, горящими хлопьями падая на пол. Блестящая поверхность конусов потускнела, затем почернела, как вороненая сталь.
Сенатор почувствовал, что крупные капли пота скатились с его лба. Горбун же бессильно опустился на стул, со стоном закрыв руками исказившееся лицо.
Аутсон решил испробовать последнее средство.
— Если вы уступите нам свои чертежи, — написал он), — мы уплатим вам сумму, равную половине годового бюджета Соединенных Штатов. В противном случае вы сядете на электрический стул, как убийца тысячи нью-йоркцев…
Холгерсен скомкал записку и молча бросил ее к ногам сенатора. Хлопнул в ладоши. Вошел старик негр.
— Том, проводите этих господ. Они желают уйти.
Негр, оскалив в злорадной улыбке зубы, широко распахнул дверь.
VIII. Все в порядке.
… Узнав, что оглох не один он, а весь Нью-Йорк, Джим Картрайт успокоился. Он нашел даже, что эта глухота не такая уже скверная вещь. Благодаря ей можно хорошо отдохнуть, полениться, что удается не так уж часто бедному клерку.
И в этот день, 4 ноября, Джим предавался сладкому ничегонеделанию. Задрав ноги высоко на подоконник, он удобно развалился на диване со старой газетой в руках.
Но газета наводила скуку. Джим сочно зевнул. И замер от испуга. Он ясно услышал свой зевок. Быстро сбросил ноги с подоконника и услышал, как каблуки глухо ударились о пол.
— Да ведь я слышу! — крикнул Джим. Звонкий его тенорок звучал, как всегда.
Бросившись к окну, Джим растворил его и перевесился через подоконник, прислушиваясь.
Нью-Йорк гудел, но еще слабо и как-то нерешительно. Гулко топоча по тротуару тяжелыми сапогами, пробежал рабочий, крича:
— Я слышу! Я снова слышу!
За ним неслась женщина, размахивая руками, как безумная, плача, смеясь и крича что-то бессвязное. Где-то близко-близко бахнул колокол, и звон его больно ударил по отвыкшим от звуков ушам.
Целый час лежал Джим на подоконнике, жадно ловя изголодавшимися ушами весь этот шум оживающего Нью-Йорка.
Но ноябрьский холод давал себя чувствовать. Нехотя слез Джим с подоконника и затворил окно. Подошел к столу, вытащил записную книжку. Подумал и написал под старой своей записью от 14 октября:
«4 ноября, в 4 часа дня, Нью-Йорк снова зашумел. Слышны все звуки. Загадочная глухота длилась ровно три недели. Инцидент исчерпан».
Поставив точку, Джим сладко зевнул и громко, наслаждаясь своим голосом, сказал:
— Не опоздать бы завтра в контору…
Страх золота.
Рассказ Ч. Фингер.
I. Странная встреча.
Одна французская газета недавно напечатала сообщение о неудавшейся французской орнитологической экспедиции в Бразилию. Читая это сообщение, вы, быть может, увидели в нем намек на трагедию, а, может быть, вы не знаете об этом совсем, ибо и американские и европейские газеты почти обошли молчанием неудачу французской экспедиции. Но я был особенно заинтересован этой экспедицией, так как мне пришлось как-то иметь разговор с одним незнакомцем, рассказавшим мне о Бразилии не совсем обыкновенные вещи.