Спускаясь в рудник, углекопы вопросительно посматривали друг на друга. Едкий запах, раздражавший нос и нёбо, показался им подозрительным. Но лицо надзирателя оставалось спокойно, и это успокаивало углекопов.
Надзиратель недавно женился и получал хорошее жалованье, следовательно, ему было из-за чего дорожить жизнью. Если бы была какая-нибудь опасность, он не остался бы равнодушным. Кроме того, внизу, в руднике, находилось сейчас больше ста человек: они, наверное, заметили бы запах газа…
Тихий скрип опускавшейся клети наводил дремоту; свет электрической лампочки на потолке тускнел и желтел по мере спуска.
— Мне, кажется, что пахнет газом, — сказал, наконец, вполголоса один из старых рудокопов, как бы для того, чтобы проверить свое ощущение.
Надзиратель потянул носом.
— Чепуха, — ответил он равнодушно.
Но, сделав несколько глубоких вздохов, он все-таки добавил:
— Около галлереи № 8 почти всегда пахнет газом; когда мы минуем ее, это пройдет. Впрочем, я сейчас же позвоню в машинное отделение, чтобы включили вентилятор.
Скрип блоков давал знать, что спуск приближается к концу, и, действительно, машина вскоре остановилась. Рабочие с привычной поспешностью начали выходить из под'емника, направляясь к огоньку, светившемуся в глубине галлереи. Душная, жаркая атмосфера окружила их, темнота стеной стояла вокруг, но они привыкли к этому и спокойно шли вперед.
Подростки вскоре отделились и пошли в глубину боковой галлереи запрягать лошадей, остальные — дальше, к «столовой». Поставив там свои корзинки с провизией на определенные места, они забрали инструменты и лампы, и через минуту вся толпа исчезла, словно поглощенная мраком.
В большой галлерее стало тихо, только скрип под'емной машины говорил, что еще одна партия живого груза спускалась вниз.
Когда первая партия рудокопов проходила по боковой галлерее, ей навстречу, из черной глубины низкого коридора, вышла другая, направлявшаяся домой.
Пот струился по лицам и обнаженным телам усталых рудокопов, оставляя светлые струйки на покрытой угольной пылью коже. Обе партии не обменялись никакими приветствиями, — возвращавшиеся домой слишком устали для этого. Многие из них шли с закрытыми глазами, опираясь на руку более выносливых товарищей, так велико было их утомление.
Когда обе партии отошли одна от другой шагов на десять, вдруг случилось что-то необычное. Стены галлереи точно содрогнулись, сначала слабо, почти незаметно, как будто какая-то гигантская рука пробовала пошатнуть горную громаду. Потом последовало более сильное колебание. Стены точно двинулись навстречу друг другу, посыпались мелкие осколки угля, закрутилась облачками пыль, слежавшаяся на выступах. И сейчас же вслед за этим раздался оглушительный грохот.
Казалось, что какая-то вырвавшаяся на волю стихия бросалась в диком бешенстве на стены, отскакивала от них, неслась дальше, в одно и то же время гремела в десяти разных местах, наполняла все своим шумом, воем и разрушением, точно разгневанная тем, что ее разбудили и что она взаперти. Она пробудила во всех отдаленных углах эхо, которое отвечало ей тысячей голосов, а потом замирало в стонущем вздохе, несшемся со всех сторон.
Тишина, которая внезапно наступила за этим, поразила ужасом. Рабочие замерли, затаив дыхание и ожидая, что адский шум раздастся снова.
Люди обеих партий, только что миновавшие друг друга, остановились. У возвращавшихся с работы сразу исчезла сонливость и усталость. Они смотрели на поворот галлереи, находившейся в двадцати шагах от них, потому что оттуда донесся к ним первый гром. За поворотом что-то произошло. Наверно, взрыв, от которого, может быть, загорелась шахта. Но люди не хотели верить этому: ведь, это было бы для них приговором.
— Это под'емная клеть сорвалась, — сказал один рабочий, взглядом умоляя товарищей поверить в эту догадку. Для того, чтобы лучше убедить их, он прибавил с досадой и горечью: — Квартирку-то по настоящему не осматривали целый год, да и канаты столько же[5]. Слишком дорого, должно быть…
Кое-кто попытался усмехнуться, но натянутая усмешка только подчеркнула тревогу.
— Вперед! — скомандовал один из старших после минутного раздумья.
И оцепенение, сковавшее людей, исчезло. Обе партии соединились и бросились к выходу.
Шахта, по которой спускались в рудник, находилась на расстоянии тридцати метров от поворота. Если добраться до нее, можно считать себя спасенным.
Но рабочий, первым добежавший до угла, вдруг пошатнулся и остановился, как вкопанный. Вслед за ним, налетая друг на друга, остановились и остальные. Теперь они уже не могли сомневаться в том, что произошло.
Гигантский пожар пылал в нескольких шагах от шахты. Из устья бокового штрека[6], выходившего в галлерею между людьми и шахтой с под'емником, высовывались длинные языки пламени, которые лизали стены, пол и потолок и доходили почти до противоположной стены главной галлереи. Пробежать мимо этого пламени и добраться до под'емника не было никакой возможности.
У поворота столпилось человек сорок, испуганно прижимаясь друг к другу. Все молчали, но у всех мозг лихорадочно работал над изобретением какого-нибудь средства спасения. И, точно по сигналу, все вдруг повернулись и побежали назад. Где-то существовал боковой ход, по которому можно было добраться до заброшенной части рудника, а оттуда, по другой галлерее, дойти до шахты с другой стороны. Это была бешеная скачка. Несколько ламп от быстрого движения погасло; но никто не обращал на это внимания. Страх обострял зрение.
Когда углекопы из своей галлереи свернули влево, они встретили третью партию рабочих. Произошла сумятица, послышались крики и брань, которые быстро сменились безнадежным отчаянием, когда положение было выяснено.
— Спасения нет!.. — сказал чей-то глухой голос.
Однако, люди не хотели сразу оставлять надежду. Самые горячие прорвались мимо встречной партии, но скоро вернулись. Двое вели под руки третьего, который пытался пробежать мимо пламени, но задохнулся и с трудом был спасен товарищами. Люди молча опустили головы.
Шестьдесят три человека, столпившиеся в узкой галлерее, были в большинстве пожилые или старые рабочие.
Положение было серьезно, но паника еще не овладела людьми. Они надеялись, что наверху, конечно, заметили несчастье и принимают меры к тому, чтобы их спасти, и через несколько часов, наверное, придет освобождение. Только не терять мужества, не думать, что все пропало.
Оставаться на месте, однако, не следовало. Если пожар не будет скоро прекращен, он достигнет той галлереи, где они находились; надо было заблаговременно найти другое, более безопасное место.
— Погасите половину лампочек, — сказал один из старших, и, когда встревоженные рабочие вопросительно взглянули на него, он пояснил: — Кто знает, когда мы отсюда выберемся…
Приказание было сейчас же исполнено. Вся партия молча направилась назад.
В главной галлерее запах был сильнее и дым колечками вился по потолку.
Снова остановились, чтобы обдумать. Несколько человек дошли до угла, чтобы заглянуть в галлерею, но быстро вернулись, и оставшиеся прочли в их глазах безграничный ужас.
— Стены и потолки горят…
Трое забойщиков отправились проверить известие. Они остановились у поворота и покачали головами.
— Сильно горит, — сказал один из них тихо, чтобы рабочие его не слышали.
— Тяга в шахту, — пояснил другой.
— Если бы они закрыли отверстие
сверху, — предположил третий, — может быть…
5
В этом руднике творились, очевидно, явные беззакония: горные правила предусматривают
6
Разработка, идущая по самому пласту полезной породы. Галлереи же, ведущие от шахт к ископаемому (т.-е. по «пустой» породе, для подхода к пласту), называются «квершлагами».