Помочь армии прораба могла только артиллерия из двух гусеничных, стопятидесятисильных тракторов марки «Рено», одним из которых управлял Демин, и, конечно, энергия самого Парфенова.
III
Прораб уже настороженно согнулся рядом со стариком. Демин поспешно спрыгнул с плотины, жадно заглянул ему через плечо.
Ннжний ряд мешков набух темными пятнами сырости. Тяжелые, холодные капли скатывались по мокрой рогоже, обрывались, соединяясь в струйки. У внутренней стороны плотины медленно растекалась и росла широкая грязная лужа.
— Тю-тю-тю! Дело-то, верно, дрянь — очень спокойно и четко сказал Парфенов.
Потом выпрямился, засунул облепленные грязью руки в карманы и сказал просто:
— Демин, смену зови! Машины — наверх. Гаванщиков — к плотине. Запомни хорошенько: разбирать, как условлено, по выстрелу. Заторщиков зови к спуску. За топляками[28] пуще всего вели смотреть. Дед — со мной. Людей выводить. Вся эта история и часу не простоит.
Сопровождаемый хрипящим на берегу дедом Степаном, Парфенов ринулся вниз, к жерлу оврага. А Демин решительно бросился в сторону. Подняться к жилым землянкам можно было только у плотины по срезанной лопатками специально для тракторов покатости отлогого карьера.
Демин, прижав локти к раздувшейся груди, ровным бегом выбрался на кручу, и, минуя расцеженный весенними дождями и солнцем кисель дороги, кинулся напрямик между деревьями.
Кривые грибы землянок приютились почти на обрыве среди пней и кочек свежей просеки. Над ржавой зеленью походной кухни вился сладковатый, аппетитный дымок. Очередной кашевар суетился у котла. Шестнадцать человек — вторая смена — уже проспались и теперь, почесываясь и гуторя, тесным кружком столпились вокруг кухни. Нетерпеливые дымки последних предобеденных цигарок мешались с горячим паром уже бурлящего варева.
Демин, не умеряя шага, бежал к людям, еще на ходу призывно вытягивая руку.
— Подымайсь!
— Куды?
— Часу нет!
— Не харчевали еще. Обождь!
— Нам ить с двух!
Люди заволновались, в гулком ропоте мешая голоса.
— Подымайсь! — горячо дыша, повторил Демин. — Плотину рвет. Парфенов сказал, по выстрелу начинаем.
Рабочие, переглядываясь, замолкли.
— Пло-о-отину! — протянул коряжистый, русобородый детина, сидящий ближе. Вынул изо рта закопченную трубку, медленно сплюнул, и вдруг вскочил, туго подпоясывая брезент прозодежды.
— Так бы и сказал! Вали, робя! Обедать-то и завтра будем!
Люди наперебой, с буйным гоготом, рванулись с мест, подхватывая разбросанные кругом багры и чалки, подталкивая друг друга и наспех бранясь. Кашевар швырнул уполовник и заметался на месте, спешно запихивая за тесьму передника гнутое топорище рекуна[29].
Демин выкрикнул на ухо старшине приказание Парфенова, проводил бросившихся к концу оврага заторщиков и побежал вдогонку уже ринувшимся к плотине гаванщикам.
«Машины надо наверх!» — три слова прораба четко засели в голове молодого тракториста.
«Андреев, стерва, еще запал пережжет», — тяжело переводя дыхание, подумал он про своего, в первой смене работающего, товарища — и повернул направо, к обрыву. Отсюда овраг напоминал колоссальный кривой ров, разделяющий высящиеся по сторонам стены столетнего леса. Глубоко внизу, на сыром дне пятнадцатиметровой отвесной тропины, среди хаоса перепутанных бревен копошились люди-муравьи, и, мерно пофыркивая, гудела жужелица-трактор.
Андреев уже выводил свою машину, и сейчас его «Рено», грузно переваливаясь через разбросанные кругом стволы, полз вверх, к плотине. Человек восемь рабочих облепили мотор и кожуха гусениц, направляясь, очевидно, тоже к землянкам. Отыскивая глазами свою машину, Демин перегнулся через край обрыва. Далеко внизу, почти прямо под ним, окруженное брезентовыми плащами семи рабочих, металось пальто прораба. В сыром, порывистом ветерке, остро пахнущем свежей смолой порубок, гулко разносились по лесу тюкающие удары обухов.