Ирида надела свою разноцветную хламиду и, окрасив небо радугой, разыскала дворец Царя Сна. У страны киммерийцев есть горная пещера – жилище унылого бога Сна. Сюда Феб не смеет приходить ни на рассвете, ни в полдень, ни на закате. Облака и тени испаряются из земли, и свет слаб. Рассветная пташка с хохолком на голове здесь никогда не зовет громко Аврору, и бдительный пес или еще более чуткий гусь не нарушают молчание. Ни дикий зверь, ни скот, ни ветка, движимая ветром, ни звук человеческого разговора не нарушает тишины. Здесь царство молчания; лишь со дна скалы течет река Лета, и ее журчание усыпляет всё и вся. Перед входом в пещеру обильно растут маки и другие травы, из сока которых Ночь выделяет сон, который распыляет на покрытую тьмой землю. Здесь нет ни ворот во дворец, скрипящих на петлях, ни охранника; но в середине стоит кровать из черного эбенового дерева, украшенная черными перьями и черными занавесками. Здесь лежит бог Сна, его члены отдыхают во сне. Вокруг него лежат сны, соответствующие самым разным образам – их столько, сколько стеблей приносит урожай, сколько листьев в лесу или песчинок на берегу моря.
Как только богиня вошла и смахнула сны, которые парили вокруг нее, сияние осветило пещеру. Бог, едва открыв глаза и вечно роняя бороду на грудь, наконец, встряхнулся и, свесив руку, спрашивал о ее деле (потому что он знал, кто она). Она ответила:
– Сон, благороднейший из богов, успокоитель умов и врачеватель измученных заботой сердец, Юнона приказывает тебе, чтобы ты наслал Альционе в город Трахина сон, показывающий ей потерю мужа и все события кораблекрушения».
Доставив свое сообщение, Ирида поспешила прочь, потому что не могла больше выдерживать спертый воздух, и, почувствовала, что ее одолевает некдержимая дремота; она ушла и возвратилась по своей радуге тем путем, которым пришла. Потом Сон позвал одного из своих многочисленных сынов – Морфея – самого опытного в обманных видениях и имитации походки, и выражения лица, и разговора, даже одежды и самых типичных характеристик любого. Но Морфей изображает только людей, оставляя другим братьям своим играть роль птиц, зверей и змей. Одного из них называют Айкелос; а третьего – Фантазом – он превращается в скалы, воды, леса и другие неживые предметы. Они являются царям и великим людям в часы сна, когда другие божества сновидений движутся среди простых людей. Сон выбрал из всех братьев Морфея, чтобы исполнить приказ Ириды; потом положил свою голову на подушку и предался приятному отдыху.
Морфей летел, не создавая шума своими крыльями, и вскоре прибыл в эмонийский город, где, отбросив крылья, принял вид Кеика. В этом обличье, но бледный, как мертвец, обнаженный, он предстал перед ложем бедной жены. Его борода казалась пропитанной водой, и вода стекала с его волос утопленника. Склоненный над кроватью со слезами, струящимися из глаз, он сказал:
– Узнала ли ты Кеика, несчастная жена, или смерть настолько уж сильно изменила мой облик? Узри меня, знай меня – тень твоего мужа вместо него. Твои молитвы, Альциона, ничего мне не дали. Я мертв. Не обманывайся больше напрасными надеждами о моем возвращении. Штормовые ветры потопили мой корабль в Эгейском море, волны залили мой рот, когда я громко звал тебя. Не какой-то неопределенный вестник говорит тебе это, и не смутный слух донес это до твоих ушей. Я пришел лично, погибший в кораблекрушение человек, чтобы рассказать тебе свою судьбу. Встань! Плачь обо мне, причитай по мне, не дай мне уйти в Тартар не оплаканным.
Эти слова Морфей произносил голосом, который казался голосом ее мужа; он словно проливал истинные слезы; его руки делали жесты Кеика.
Альциона, плачущая, застонала и простерла руки во сне, чтобы обнять его тело, но хватала только воздух.
– Останься! – кричала она, – куда ты улетаешь? Давай уйдем вместе.
Она проснулась от собственного голоса. Вскочив, она напряженно глядела вокруг, чтобы увидеть, не здесь ли он еще, и слуги, встревоженные ее криками, зажгли свет. Когда она не обнаружила персонажа ее сна, то стала бить себя в грудь и рвать на себе одежды. Она не заботилась о том, чтобы распустить волосы, но дико рвала их. Няня Альционы спросила, в чем причина ее горя.
Альциона провожает Кеика
– Альционы больше нет, – отвечала та, – она погибла со своим Кеиком. Не говори мне слов утешения, случилось кораблекрушение, и он мертв. Я видела его, я узнала его. Я протягивала руки, чтобы поймать его и удержать его. Его тень растаяла, и это действительно была тень моего мужа. Не с привычными чертами, не в своей красе, но бледный, обнаженный и с волосами, мокрыми от морской воды, он явился ко мне, бедной. Здесь, на этом самом месте, стояло грустное видение, – и она посмотрела на пол, ища следы воды. – Именно это я предчувствовала, когда заклинала его не покидать меня, доверяясь волнам. О, как я желала, чтобы, если ты должен идти, ты взял меня с собой! Так было бы гораздо лучше. Тогда мне не пришлось бы провести остаток жизни без тебя и умереть одной. Если бы я могла выносить жизнь и продолжать борьбу, я была бы к себе более жестокой, чем море. Но я не буду бороться, я не буду отделяться от тебя, несчастный супруг. Сейчас, по крайней мере, я составлю тебе компанию. В смерти, если нас не может заключать одна могила, будет одна эпитафия; если я не могу положить свой прах к твоему, мое имя, по крайней мере, не будет отделено.