Были разные сивиллы; но кумская Сивилла, о которой писали Овидий и Вергилий, – самая знаменитая из них. Сославшись на рассказ Овидия о ее жизни, тянувшейся тысячу лет, можно представить, что разные сивиллы были всего лишь реинкарнациями одного и того же человека. Янг в «Ночных мыслях» упоминает Сивиллу. О Мировой Мудрости он говорит:
Глава III. Первые италийские войны
Расставшись с Сивиллой и присоединившись к флоту, Эней плыл вдоль берегов Италии и бросил якорь в устье Тибра. Поэт, принесший своего героя в это место, в котором было суждено окончиться его странствиям, просит свою Музу рассказать ему о положении дел в текущий момент. Латин, в третьем поколении после Сатурна, правил страной. Он был уже старый и не имел наследника мужского пола, но у него была прекрасная дочь, Лавиния, которую искали в жены многие соседние правители, одному из которых, Турну, царю рутулов, покровительствовали ее родители. Но Латин был предупрежден во сне своим отцом Фавном, что суженый супруг Лавинии должен прийти из чужой страны. Из этого союза должен произойти народ, которому предназначено покорить мир.
Встреча Энея с Паллантом. С картины Клода Лоррейна
Наши читатели помнят, что в схватке с гарпиями одна из этих полуженщин-полуптиц грозила троянцам дальнейшими бедствиями. В частности, она предсказала, что прежде окончания странствий они будут изведены голодом настолько, что съедят свои тарелки. Это предвестие теперь исполнилось, потому что, когда люди ели свою скудную еду, сидя на траве, они положили себе в подолы твердые корки, а на них – то, что добыли в лесу. Съев последнее, они закончили поеданием корочек. Увидев это, мальчик Юл весело сказал: «Посмотрите, мы едим наши тарелки». Эней услышал эти слова и принял знамение. «О, привет, земля обетованная! – сказал он, – это наш дом, это наша страна». Потом он предпринял меры, чтобы выяснить, кто нынешние обитатели земли, и кто их правители. Сотня избранных мужей была послана в деревню Латина с подарками и предложением дружбы и союза. Они пришли и были благосклонно приняты. Латин сразу же решил, что троянский герой был никем другим, как обещанным зятем, о котором известил оракул. Он радостно согласился на союз с ним и отправил обратно посланников верхом на конях из его конюшен, нагруженных дарами и дружественными донесениями.
Юнона, видя, что дела у троянцев идут столь успешно, почувствовала, что ее старая злоба ожила, вызвала Алекто из Эреба и послала ее возбудить раздор. Фурия сначала овладела царицей Аматой и побудила ее противодействовать всяческим образом новому союзу.
Потом Алекто поспешила в город Турна и, приняв образ старого жреца, сообщила ему о прибытии чужеземцев и о попытках их принца украсть у него невесту. Потом она обратила свое внимание на лагерь троянцев. Здесь она увидела мальчика Юла и его товарищей, забавляющихся охотой.
Она обострила нюх собак и повела их вспугнуть из чащи ручного оленя, любимчика Сильвии, дочери Тиррея, царского пастуха. Копье, брошенное рукой Юла, ранило животное, и у него хватило сил только на то, чтобы прибежать домой и умереть у ног своей госпожи. Ее крики и слезы разбудили ее братьев и пастухов, и они, схватив оружие, которое попалось под руку, бешено напали на охотников. Тех защитили их друзья, и пастухи в конце концов были отражены, потеряв двух человек.
Этих событий было достаточно, чтобы поднялась буря войны; и царица, и Турн, и селяне – все убеждали старого царя изгнать чужеземцев из страны. Он сопротивлялся так долго, как мог, но, найдя свое противостояние безрезультатным, наконец, сдался и ушел в отставку.
В Римской стране был обычай, что, когда должна была начаться война, главный судья, одетый по форме, с торжественной помпой открывал ворота храма Януса, которые оставались открытыми, пока длился мир. Теперь народ требовал у своего царя исполнить торжественный обряд, но он отказывался сделать это. Пока они спорили, Юнона сама, спустившись с небес, толкнула двери неодолимой силой и распахнула их. Сразу же вся страна оказалась в огне. Люди устремились в сражения, живя только одной войной.