Несколько раз патронные двуколки пытались проскочить по сильно обстреливавшемуся шоссе, но каждый раз попадали под пулеметный огонь. Две обозных лошади были убиты, другие, раненые,бились в оглоблях.
Ломпик со своей патронной двуколкой пробовал также перемахнуть через обстреливаемый бугор, но неудачно. Сначала пуля оцарапала ему щеку, на что он не обратил никакого внимания. Но затем немцы ранили его жеребца "Ваську". Этого уж Ломпик не мог стерпеть.
Недолго думая он достал из под сидения мешок, вытряхнул из него сено и набил патронами. Взвалив тяжелый мешок на плечи, он, как настоящий медведь, не пригибаясь, и не прикрываясь кустами, поплелся к Д0“ пям. Пули свистали вокруг него, но каким то чудом ни
одна из них его не задела.
В самый критический момент, когда эскадроны, оставшись совсем без патронов, не могли уже больше держаться на позиции, Ломлик добрался до цепей и,высыпав из мешка свою драгоценную ношу, спокойно уселся в канаве рядом со Степаном Ивановичем.
Вахмистр крякнул и охрипшим голосом сказал:
- Ну, спасибо, Верблюда: кабы не ты - пропал эскадрон *
- Чего там, ответил Ломпик, утирая грязной тряпкой пот, смешаный с кровью: пущай ребята разбирают, я еще принесу.
И Ломпик еще два раза совершил это опасное путешествие, снабдив патронами не только свой, но и соседний эскадрон.
- Ай-да молодец, Верблюда, приветствовали его повеселевшие солдаты.
Ломпик улыбался, моргал глазами и просил то -варищей метче стрелять и отомстить немцам за Ваську.
Получив патроны наши эскадроны вскоре выбили немцев из Каушена. Сражение было выиграно.
-4 + 4-Ж-И444-»-
Пропьло два месяца.Вы здоровев от ранения, полученного под Каушеном,’ я возвращался в полк, отведенный на отдых в районе Оран.
Высадившись из поезда на станции Олита, я беспомощно озирался но сторонам, не зная, как добраться до полка. И вдруг я увидел Ломпика, стоявшего возле нагруженной хлебом двуколки. На груди у него блестел новенький серебряный георгиевский крест.
- Здравствуй, Ломпик, крикнул я ему: поздравляю тебя с монаршей милостью.
Узнав своего ”обучающего барина", Ломпик расплылся в улыбке. Мы расцеловались.
- Тебе, ваше высокоблагородие, в штаб полка ? Садись на двуколку, подвезу !
Я уселся рядом с Ломпиком, он зачмокал на своего выздоровевшего Ваську и мы поехали.
Вдруг Ломпик повернулся ко мне, улыбнулся и, ткнув пальцем в свой георгиевский крест, спросил:
- А помнишь, ваше высокоблагородие, как меня в эскадроне "верблюдой" дражнили ? А вот теперь Верблюда кавалером стал *
И, зажмурив свои глазные щелки, Ломпик покачивался от смеха, приговаривая:
- Вот тебе и Верблюда !
-4444444444-
НЕМЕЦКИЙ МЕД.
иг
■■■Ш а пятый день мобилизации полк наш высадился I I на станции Пильвишки, в 25-ти верстах от гер-J 1 майской границы. На следующий день наша бри™ ™ гада получила задание выступить к погранич -
ной реке Шешупе, занять переправы и выслать вглубь Восточной Пруссии сильные офицерские раз,езды.
Наш командир, генерал Лопухин, совмещал должность командира полка с командованием бригадой. Поэтому штаб полка был несколько расширен. В его состав, кроме старшего полковника Навроцкого, заведывающего хозяйством полковника Стефановича и полкового ад,ю -танта поручика Попова, входил еще офицер, исполняв -ший должность начальника штаба бригады. Должность эту генерал Лопухин возложил на меня.
На первом-же биваке, когда мы сидели за поход -ным ужином, в штаб явился наш полковой священник -отец Виктор Малаховский,
Отец Виктор заявил командиру, что он боится оставаться в обозе второго разряда:
- ейесь у вас, может быть, и опаснее, но, как говорится, на миру и смерть красна. А в обозе - еще страшнее. Я не сплю по ночам, все ожидаю, что немцы нападут. Вы уж, ваше превосходительство, разрешите мне с моим церковником при вас остаться ?
Командир разрешил и с тех пор отец Виктор, вы -делившийся от штабных офицеров своей, сшитой из сол -датского сукна, рясой и войлочной скуфейкой, постоянно следовал за штабом, неуклюже восседая на обозной кляче и прижимая к груди закоптелый чайник, с которым он никогда не расставался.
Отец Виктор говорил, что он человек мирный и боится опасностей войны. Каждую минуту он ожидал на -падения неприятеля и каждый орудийный выстрел заста -влял его вздрагивать. По ночам он почти не спал, ки -пятил свой чайник, попивал чаек и прислушивался, не начинается-ли перестрелка на передовой линии. И, если в ночной тишине действительно раздавались выстрелы, батюшка будил меня и говорил, что пора подымать тре -вогу.
Но, если-бы все трусы походили на отца Виктора, то в нашей армии никогда не было-бы ни вызванных па -никой отступлений, ни брошеных обозов, ни преждевре -менно очищенных позиций. Отец Виктор боялся только до тех пор, пока не было настоящей опасности, а когда таковая наступала, он забывал свой страх.
Я видел отца Малаховского под Каушеном, в Ав -густовских лесах и под Петроковом. В Каушене он по -спевал всюду, где тяжело раненые и умирающие нужда -лись в утешении и последнем напутствии. Не обращая внимания на неприятельский огонь, он приобщал умира -ющих, перевязывал раненых и закрывал глаза убитым.
В Августовских лесах, когда полк блуждал по просекам, стараясь вырваться из неприятельского окружения, отец Виктор спокойно отпевал и хоронил убитых, а под Петоо-ковом, накануне предстоявшего сражения, всю ночь мо -Л1$яся и исповедывал желающих. _
Таким-же "трусом” был и его церковник Еремин.
Он также дрожал при каждом выстреле, сгибался в три погибели, если над штабом пролетал снаряд, но совер -шенно спокойно сопровождал отца Виктора, когда тот на позициях под вражеским огнем перевязывал раненых и приобщал умирающих.
31-го июля вся дивизия собралась в пограничном городке Владиславове, который накануне был обстрелен немецкой артиллерией.
Старший ад,ютант штаба дивизии капитан барон Нолькен произвел с колокольни Владиславовского костела разведку и обнаружил в соседнем немецком городе Ширвинте большое движение. Нолькен определил, что Ширвинт занят целой кавалерийской дивизией противника с двумя батареями. Поэтому на 1-е августа была назна -чена атака Ширвинта. 1-я бригада должна была насту -пать фронтально, а 2-я бригада обойти город с севера.
С ранняго утра наша бригада заняла позицию по берегу пограничной реки Шешупы, на которой должна была ожидать, пока 2-я бригада не закончит своего обходного движения.
Я с двумя ординарцами находился около моста через Шешупу. Солнце поднялось уже высоко и начинало припекать. Я лежал на траве и рассматривал в бинокль находившийся в 2-х верстах от нас Ширвинт. Прямое шоссе, обсаженное фруктовыми деревьями, соединяло пограничный мост с городом, в котором не было заметно никакого движения. Вдруг на шоссе показался велосипедист, выехавший из Ширвинта и быстро приближавшийся к мосту. Я приказал ординарцам укрыть лошадей в