Всеволод подъехал к воротам тогда, когда к ним подходили передовые части императорских войск. Впереди шли музыканты. Гремели бронзовые и железные цимбалы, били арабские барабаны, ревели трубы, пронзительно звенели зурны и восточные карамаджи. За музыкантами следовали знаменосцы, от красоты и пестроты красок развевающихся знамён и хоругвей кружилась голова. На коне, убранном золотой попоной, золотой сбруей и стальными игольчатыми латами на груди, ехал император Мануил, в золотом шлеме, украшенном пышными перьями, в белом длинном плаще, шитом золотыми и серебряными нитями, с мечом у бедра, ножны которого были инкрустированы драгоценными камнями. Его окружала свита полководцев и военачальников в великолепном воинском одеянии.
Следом за ними двигалась тяжёлая кавалерия — катафрактарии, гордость императорского войска. И воины, и кони были закованы в железо, всадники в руках держали длинные толстые пики, в бою на такую пику они могли насадить до двух пехотинцев противника.
За тяжёлой кавалерией шествовала «тагма» — войсковые части, располагавшиеся в Константинополе и ближайших крепостях столицы. Шли гвардейская кавалерия и придворные подразделения, в значительной степени набиравшиеся из иноземцев-наёмников — хазар, печенегов, варягов и русов. За «тагмой» двигались фемные, или территориальные, войска, комплектовавшиеся в провинциях, состояли они преимущественно из кавалерийских частей.
Замыкали шествие пленные, которых было великое множество. Они понуро брели по пыльной дороге, подгоняемые бичами охранников; некоторые были с повязками на ранах; все измождённые, исхудалые, изнурённые. А потом потянулись бесконечные возы с добычей, казалось, им не будет конца. Всё должно было говорить: император одержал новую блестящую победу!
Вечером во Влахернском дворце, стоявшем у северо-восточной стороны городских стен, император устроил торжественный ужин. В центральном зале, облицованном порфиром и отделанном золотом, с высокими потолками и длинными, наверху закруглёнными окнами в форме креста были установлены столы. На перекладине креста был воздвигнут высокий стол, сделанный из золота. За ним в пурпурной мантии, одетой поверх белой туники, восседал император Мануил. По левую руку от него расположилась императрица, рядом с ней — знатные дамы. Гости-мужчины, все с почётными лентами, заняли места на правой стороне этого стола. Раньше было принято восседать на диванах, на римский манер, но теперь стали пользоваться стульями. Позади императора придворный вельможа держал скипетр, а за императрицей, с жезлом в руках, стояла сановная дама.
Гостям были поставлены кушанья в золотых тарелках, с золотыми вилками и ложками. Фрукты подавались в особых золотых чашах, столь огромных и тяжёлых, что их невозможно было поднять. Их спускали с потолка на верёвках, убранных в позолоченные кожаные чехлы и прикреплённых к механическому устройству, с помощью которого чаши передвигались от одного гостя к другому.
Всеволод часто бывал на таких застольях, привык к ним и ничему не удивлялся, для него они были своеобразной повседневностью. Он сидел рядом с сыном столичного градоначальника Алексеем, с которым дружил с детства.
Мечтательный и несколько застенчивый, Алексей привязался к смелому, порывистому Всеволоду, охотно признавал его верховенство. Он оглядел большую залу насмешливым взглядом, наклонился к Всеволоду, сказал тихо:
— Ну, сейчас начнётся канитель...
Тот, скривив губы:
— Как обычно, славословия и восхваления на целый вечер...
Они были молоды, поэтому многое не хотели воспринимать, как оно было, и желали переделать по-своему.
— Нет бы пару слов сказать об одержанной победе, так растекутся в речах и остановиться не смогут.
— Было бы чем хвалиться, Венгрия какая-то... Тоже мне — победа! А Италию прохлопал наш Мануил...
— Но об этом будут молчать, как немые!
Мануил Комнин был энергичным, предприимчивым и незаурядным правителем, неплохим полководцем, но он поставил перед собой несбыточную цель: восстановить в прежних границах Римскую империю. С этой целью он предпринял ряд походов в Италию, одерживал победы, терпел поражения и в конце концов истощил ресурсы Византийской империи, так и не приблизившись к заветной мечте. Между тем он проморгал главную опасность для империи, которая надвигалась с востока — турок-сельджуков, захвативших большую часть Малой Азии. Турки по-настоящему грозили самому существованию Византии. Кажется, это понимали все, кроме императора.