А потом они танцевали вокруг костра, и даже когда её на некоторое время уводили от него какие-то парни, он был спокоен: знал, что она думает о нём, что они будут вместе, что он любит её, и сердце билось радостно и тревожно.
— Завтра большой праздник у христиан — день Святителя Николая Чудотворца, — сказала она на прощание. — Наша семья не работает. Мы с утра пойдём в церковь, а потом будем отдыхать. А как в императорских мастерских, этот день выходной или рабочий?
— Конечно, выходной, — тотчас ответил Всеволод и даже подивился при этом, как научился лгать в последнее время. — Так, значит, мы можем его провести вместе?
— А куда пойдём? Может, на море, покупаемся, поразвеемся?
— Нет, у меня есть интересней предложение. Завтра ожидаются конные бега на ипподроме. Я тебя приглашаю посмотреть на захватывающее зрелище.
— Это здорово! Я была раза два, мне очень понравилось.
— Значит, договорились? Я тебя жду перед началом бегов у входа на ипподром. Только не опаздывай!
Утром народ повалил на ипподром. За его пределами оставлялись колесницы и экипажи, возки и кареты, телеги с большими колёсами кочевников и кони, покрытые расшитыми волочившимися попонами; слышались крики людей, ржание лошадей, люди толкались, работали руками, мелькали разнообразные по цвету одежды, бледные, смуглые и чёрные лица — всё это стремилось вовнутрь ипподрома, а по краям толпы стояли продавцы яиц, рыбы, мяса, пирожков и прочих съестных припасов, которые раскупались, разбирались, расхватывались, потому что предстояло высидеть длительные скачки.
Появилась Виринея, радостная, с сияющими глазами, и всё вокруг будто посветлело. Они взялись за руки, и толпа понесла их вовнутрь ипподрома. Ипподром был центром жизни горожан и представлял собой огромное сооружение, которое вмещало в себя до сорока тысяч зрителей. Вход в него был бесплатный, он был открыт для всего населения независимо от сословия и профессии. В конце эллипса виднелась богато украшенная императорская ложа, она была окаймлена красными и фиолетовыми занавесями и уступом высилась над трибунами; её охраняла стража в позолоченных панцирях и шлемах с перьями, солнечные лучи играли на их обнажённых мечах и секирах. Ложа пока была пуста, но все знали, что император находится рядом с ней, в аудиенц-зале, где принимает знатных гостей, беседует с ними и обсуждает предстоящие скачки.
Слева от императорской ложи на трибунах рассаживались сторонники партии зелёных, а справа — партии синих. Эти партии сложились много веков назад и играли большую роль в политической жизни страны. К зелёным примыкали преимущественно купцы, торговцы и ремесленники, а ряды синих составляло много необузданных аристократов, которые подстригали бороду на персидский манер и частично обривали голову, подражая гуннам. Они носили узкие туники с большими плечами и рукавами, кончающимися длинными узкими манжетами на запястье, плотно прилегающие рейтузы и туфли, похожие на те, в которых ходили простые люди.
Партии становились очень опасными в период политических волнений в Константинополе, потому что имели право набирать и вооружать своих сторонников. Тогда вокруг них объединялся народ, и совместными усилиями свергался император или правительство, а иногда все разом. В обычной же жизни они принимали участие в императорских церемониях, поддерживали в хорошем состоянии городские защитные стены и следили за порядком на улицах. На ипподроме они выставляли своих спортсменов и организовывали зрителей в их поддержку.
Всеволод и Виринея сели на трибуну, заполненную сторонниками зелёных. Ипподром многоголосо шумел, шум перекатывался из одного конца в другой обширного сооружения, слышались голоса нетерпеливых зрителей, звуки барабанов, дудочек и труб, развевались стяги и знамёна. Наконец распахнулся занавес в императорской ложе, и на виду трибун появился Самодержец. Все встали и громкими возгласами приветствовали своего правителя. Несмотря на то что на троне часто менялись лица, многих свергали в результате государственных переворотов, авторитет императоров был очень высок К ним относились как к почти святым людям, на картинах их изображали с нимбом над головой. Императора называли «тринадцатым апостолом», а его резиденцию — «священными дворцами».
Император подошёл к краю ложи. Он был в белой мантии, пурпурной, шитой золотом порфире и широкой хламиде, застёгнутой на его мощной шее. Хламида была заткана золотым шитьём, блестевшим яркими узорами на зелёно-фиолетовом фоне. Сзади она спадала складками, которые расправлял внимательный сановник. На нём был золотой венец, усыпанный драгоценными камнями, лицо императора было смуглым, с выгнутым носом. Самодержец поднял полу своей мантии и троекратным знамением благословил собравшихся: сначала лицом к центральному сектору зрителей, потом к правому и, наконец, клёвому. Потом он бросил белый носовой платок в знак того, что игры начаты. В ответ раздался новый рёв огромной массы людей.