Сибирь следовало встряхнуть как следует, сыскав для нее новую метлу, — прогрессивного генерал-губернатора.
Так уж было заведено в России, что если прогрессивный, то обязательно и опальный. А опальному в Сибири самое место. Такой репутацией обладал М. М. Сперанский, тот самый, кто стоял у колыбели Лицея и предлагал план конституционного преобразования России, считался страдальцем и борцом за правду. Сибирь ему была суждена. Однако Сперанскому повезло явиться в Сибирь не с каторжным этапом, а в качестве ее генерал-губернатора.
Множество толков вызвало это назначение, а уж какие последствия! Волны от этого камушка докатились и до престольной Москвы, и до столичного Санкт-Петербурга, всколыхнув благородное общество. Еще бы! В итоге его ревизий два губернатора и сорок восемь чиновников пошли под суд, шестьсот восемьдесят пойманы на злоупотреблениях, сумма исков к ним достигла трех миллионов рублей.
Новый генерал-губернатор вызвал большое недовольство в столице вновь изобретенным наказанием для мздоимцев: ссылкой проштрафившихся чиновников из Сибири в Москву и Петербург. И если двор был недоволен, то в салонах и гостиных недавние сибирские разбойники воспринимались как романтические герои. Одного такого удачно изобразил Грибоедов в комедии «Горе от ума»: «…дуэлист, в Камчатку сослан был, вернулся алеутом и крепко на руку нечист…»
Строки эти относятся к одному из близких друзей А. С. Пушкина Федору Ивановичу Толстому, по прозвищу Американец, который побывал на Алеутских островах и посетил дикие племена Российско-американских колоний. Дома он одевался по-алеутски, а стены комнат его были увешаны оружием алеутов. Женат он был на цыганке. Человек сложный и своеобразный, Ф. Толстой входил в круг друзей Пушкина, дружил с князем П. А. Вяземским, К. Н. Батюшковым, был хорошо знаком с В. Л. Пушкиным, Е. А. Баратынским, В. А. Жуковским, князем А. А. Шаховским и другими писателями. Осенью 1826 года у А. С. Пушкина едва не произошла с ним дуэль, но затем они помирились и даже подружились настолько, что Пушкин избрал Толстого посредником при своем первом сватовстве к Н. М. Гончаровой. Талантливый и остроумный рассказчик, Толстой не раз описывал в кругу друзей свои фантастические сибирские похождения. Впрочем, в рассказчиках подобного рода недостатка в светских гостиных не было: представители почти всех знатных родов прошли через сибирскую службу.
Среди близких знакомых А. С. Пушкина была еще одна неординарная личность, связанная с Сибирью неразрывными узами. Речь идет о популярной писательнице, умнейшей и несчастной женщине, Фроловой-Багреевой, дочери самого М. М. Сперанского. Между Пушкиным и Фроловой-Багреевой сложились теплые взаимоотношения, позволявшие ей время от времени устраивать головомойки легкомысленному поэту. Взаимная симпатия возникла на основе общих литературных интересов. Поклонница творчества Пушкина Фролова-Багреева писала о его поэме «Руслан и Людмила» отцу в Тобольск. Сперанский лестно отозвался: «Я так же, как и ты, заметил сей метеор. Он не без предвещания для нашей словесности»…
Среди лицейских друзей Пушкина заметен Алексей Демьянович Иличевский — сын томского губернатора. По окончании Лицея он получил назначение в родную Сибирь, на службу в Тобольский почтамт. На службе в Тобольске Иличевский пробыл недолго и в 1822 году возвратился в Москву, затем в Петербург, где вошел в круг литераторов и поддерживал дружеские отношения с Пушкиным. Одновременно с Иличевским, Батеньковым, Калашниковым в свите Сперанского в Тобольске служил еще один сибирский знакомец Пушкина — Василий Дмитриевич Корнильев, происходивший из семьи тобольских купцов, издателей журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», и женившийся в 1828 году на сестре сибирского генерал-губернатора И. И. Пестеля. Сохранилось письмо М. П. Погодина к князю П. А. Вяземскому и личная записка А. С. Пушкина, подтверждающие личное знакомство Пушкина с Корнильевым. Очень близко был знаком Василий Дмитриевич и с отцом поэта — Сергеем Львовичем.
Естественно предположить, что и Пушкин получал информацию о Сибири и от своих добрых приятелей. Сквозь полусказочный ореол смутно рисовались в его воображении бескрайние просторы сибирского царства, отважные первопроходцы, дикое туземное население, страшные языческие боги, первобытная природа. Рука сама тянулась к перу…
Попробуем и мы пройти его дорогой, чтобы взглянуть на Сибирь с позиций пушкинского времени. Мы используем источники, к которым мог иметь доступ поэт, очертим круг его сибирских знакомых, просмотрим личную библиотеку и переписку с друзьями{1}.