Работа спорилась. Она приглушила все тревожные мысли. Монтировали приборы на опорной мачте.. Вспомнив, что давно во рту ничего не было, наспех перекусили бутербродами, запивая их горячим какао из термоса. И снова принялись за дело…
Мела поземка. Острые, как иглы, снежинки ударяли Геннадию в лицо, мешая разглядеть высоту ртутного столба. Он нагнулся, став спиной к ветру, и записал показания приборов, хотя книжечка намокла и паста карандаша расплывалась. Подняв голову и глянув вдаль, Геннадий заметил грозовые облака — кумулюсы, собиравшиеся на горизонте, и тревога охватила его: надо предупредить товарищей, не исключено, что опять разразится снежный буран…
17
С той минуты, как корабль исчез под толстой ледяной броней, тревога за товарищей, оставшихся там, среди белой пустыни, в лютой беснующейся пурге, охватила весь экипаж. На этот случай все было предусмотрено: связь, вертолеты дрейфующей станции. Наконец, сами десантники имеют и палатку, и солидный запас продовольствия. И все же…
Максимов безотлучно находился в центральном посту или в штурманской рубке, еще больше, чем всегда, спокойно-сосредоточенный. Сейчас он решил посоветоваться. Для начала дал слово Доронину. Тот доказывал — не следует уходить далеко: ураган пронесется, через несколько часов можно всплыть и начать поиск десантников…
— Тем более мы сравнительно близко от них…
Он показал на карту: ножка циркуля остановилась в кружочке, обведенном карандашом. Таланов недовольно повел плечом:
— Зачем терять время? Куда проще отойти подальше, всплыть и вызвать авиацию. Летчики немедленно начнут поиск.
— Я не согласен, — резко возразил Доронин. — Что мы, так уж беспомощны?! Почему не попытаться снять их своими силами? Ведь там не катастрофа. У них достаточно мощная рация, продукты, теплая одежда, сигнальные ракеты, палатка. Запас живучести на две недели…
— Верно! И все же минуты промедления смерти подобны.
Доронин бросил на Таланова сердитый взгляд.
— Не паникуйте, штурман, на то мы и военные люди. Не они первые, не они последние на полюсе. Мы сделаем все, зависящее от нас, и только в самом крайнем случае обратимся за помощью.
Максимов терпеливо выслушал обоих и решительно поддержал Доронина:
— По данным ледовой разведки, у полюса много открытой воды. Полыньи и майны наблюдаются в большом радиусе. Мы несомненно найдем поблизости одну из них. Оснований для паники нет никаких. У нас все возможности снять десантников своими средствами. К помощи авиации мы прибегнем только в самом крайнем случае.
Оба понимали, что слова адмирала имеют сейчас силу приказа.
Максимов вышел в соседний отсек. Через приоткрытую переборку увидел командира ракетной боевой части.
— Готовим отчет по стрельбе, — встал и доложил Петелин, приятель Кормушенко. Пристально взглянув Максимову в глаза, он спросил: — Товарищ адмирал, а разве нельзя было установить метеостанцию там, где мы всплыли?
Максимов выпрямился и, казалось, стал еще выше.
— Нет, нельзя, — резко сказал он. — В районе полыньи или там, где есть трещины, станция в тот же день может погибнуть.
Максимов вернулся в центральный пост, долго глядел на светящуюся точку, медленно двигающуюся по карте, и не мог успокоиться. Так все было хорошо! Точно, по плану пришли к полюсу. Ракета стартовала нормально. И должна же была случиться такая беда!
— Что слышно? — спросил он вахтенного офицера.
— Толстая ледяная броня, товарищ адмирал, — коротко ответил тот и показал на бумажную ленту эхоледомера: перья вычерчивали две неровные линии с причудливыми зигзагами, будто рукой ребенка выведенные горы и крутые спуски…
Максимов, приглядываясь к ленте, увидел вдруг, что обе линии слились в одну.
— Сошлись… — в радостном возбуждении произнес он и не успел кончить фразу — со стороны донесся голос наблюдателя: «Полынья!»
«Наконец-то!» — подумал Максимов. Сердце ныло, и хотелось только одного — скорее всплыть и начать поиск.
По приборам эхоледомера Максимов определил, что над лодкой чистая вода. Он подумал: хорошо, что полынья сравнительно близко от того места, где всплывали в первый раз.
Доронин осведомился о глубине, скорости хода и приказал немного отработать назад, с тем чтобы далеко не уйти.
Лодка остановилась, можно было поднять перископ. Доронин припал к окулярам, в глаза брызнул пучок яркого света, потом открылось пятно воды с голубоватым оттенком. Максимов вращал перископ, стараясь разглядеть кромку льда. Впрочем, его усилия были напрасны: до льда оставалось еще порядочное расстояние.