«Полагаю, ты права, Айрис, но это не совсем нам подходит. Не думаю, что у нас есть право сидеть и ждать, пока восторжествует справедливость: человек должен бороться за то, что считает правильным».
«Рада слышать это от тебя... Однако нет ничего плохого, если кто-то уклоняется от участия в войне, не веря в ее справедливость. Я знаю, как ты ненавидишь войну, но знаю также и то, что ты понимаешь: на карту поставлено слишком много, это касается всего человечества и ipso facto* тебя самого...»
* В силу самого факта (лат.).
После нескольких пространных замечаний о роли Англии в конфликте Айрис Дэй возвращается к сути дела. Слова ее обретают пророческий характер:
«Помимо конечного результата, который постепенно вырисовывается в этом конфликте, в котором, возможно, и ты будешь играть небольшую роль, эта война может оказать значительное влияние на формирование твоей личности. За самое короткое время война может тебя изменить. Может измениться и сама основа твоего характера. Ведь ты еще даже не начинал жить своей жизнью, а это очень важно — прожить собственную жизнь. Твое прошлое — проявление несвойственной тебе сущности... Только оказавшись голым, босым и без крыши над головой, ты разгребешь руины и начнешь строить свой собственный дом... Эта война, способная определить будущее человечества на несколько столетий, дает тебе уникальную возможность примириться с прошлым. Ведь ты лично причастен к этой войне. Возможно, это звучит жестоко, и я должна признать, что здесь нет полностью твоей вины, но факт остается фактом: ты лично ответствен за войну в той степени, в какой ты не прожил свою жизнь; общая сумма бесчисленных, прошедших мимо жизней, подобных твоей, несет ответственность за катастрофу. Бесполезно ссылаться на то, что ты ни к кому не испытываешь ненависти, что ты всегда держался в стороне от тех действий, которые в конечном счете привели к войне. Но это не все. Твоя самая большая вина, и ты разделяешь ее практически со всем человечеством, заключается в том, что ты ведешь неправильную жизнь. И вот эту вину ты можешь теперь искупить. Я знаю, ты с этим справишься».
Значит, вот оно оправдание участия в массовой бойне? — спросите вы. Выходит, примкнув к «правой» стороне, мой добрый друг Фред решил тем самым искупить бесполезно прожитую жизнь? Во имя Мира и Справедливости он готов убивать, как любой другой обманутый человек, так ведь?
Я знаю все вопросы, которые вы готовы обрушить на меня. А под конец еще скажете: «Какая чепуха! Какой самообман! Что за вздор! Лучше б мы раскрыли „Бхагаватгиту“, где то же самое изложено более убедительно и красноречиво».
Давайте на время забудем, какое оправдание Фред дает своим мотивам. Давайте на мгновение сосредоточимся на том, что произошло с ним во время этой величайшей катастрофы. Как случилось, что он не только уцелел, не только вырос морально и духовно, но и ни разу не выстрелил из ружья; более того, вместо того, чтобы убивать своих братьев, ему удалось спасти многих из них от смерти? В чем он принимал участие — в бойне или в процессе более глубоком, чем война? Я верю в последнее. Мне известно, что, вступая в английскую армию, он не преследовал никакой личной выгоды. Но, соединив свою судьбу с судьбой мира, он выиграл как человек. Он отверг фальшивую безопасность или неприкосновенность, ему нравилось быть человеком, живущим en marge. Он перестал быть «отступником» ради того, чтобы стать самим собой. И воевал не со своими братьями, потому что у него никогда не было к ним ненависти, а с тем, что он называл силами зла. Зло в этом случае — а не есть ли это единственно верное определение зла? — все то, что мешает человеку жить своей настоящей жизнью. Он приготовился нарушить заповедь «Не убий!», в которой прежде находил убежище от слабости (Не убивай меня, и я не убью тебя!), потому что на карту было поставлено нечто большее, чем соблюдение Закона. В действительности же, и я хотел бы это подчеркнуть, обстоятельства сложились так, что ему даже не пришлось нарушать Закон. Я никогда не соглашусь с теми, кто будет мне возражать, говоря, что это чистая случайность и что, не убивая сам, он все же помогал убивать других. Его деятельность на войне никак не способствовала росту преступлений. В противном случае и бакалейщик, снабжающий провизией военнослужащих, может быть обвинен в пособничестве убийству. А что до одной лишь «чистой случайности», то по какой тогда случайности он попал в саперно-строительные войска вместо того, чтобы оказаться в окопах, на передовой? Многие его товарищи рвались в действующую армию, кое у кого желание исполнилось, и они погибли. Фред же с радостью согласился на черную работу, заключавшуюся в том, чтобы, когда потребуется, врываться в горящие дома и спасать беспомощных мужчин, женщин и детей. Некоторые его сослуживцы именно так встретили смерть, не избежав страданий, сопутствующих героической смерти на поле боя. Фред же был словно заколдован. Он был, как говорится, «береженый». Береженый не от чего-то — ведь он не искал защиты, — но для чего-то. Войну он закончил со здоровым радостным мироощущением. Но даже приведись ему убить несколько человек, он все равно сохранил бы этот ликующий дух. Хотя никогда не снял бы с себя ответственность за эти смерти — он считал бы себя в ответе — перед Богом. А в Судный день произнес бы все с той же culotfactice: «Я сделал это для тебя, Господи. Свет во мне заставил меня это сделать».