— Чего ты хочешь? Денег?
Я, по-прежнему погруженный в переживания, ничего не ответил, но она сама приняла решение и продолжила:
— Больших денег у меня нет. Не знаю, что ты там себе надумал — у моего мужа деньги, конечно, водятся, но со мной он не особо щедр. Сколько же ты хочешь?
Тут я, наконец, услышал ее. Как будто меня во время сна окатили водой. И моя суровость переросла в мстительность и жестокость.
— Ничего такого мне не нужно! — выплюнул я и потащил ее за руку с дороги в молодой сосновый лесок. — Тоже хочу отведать твоей печени!
В этот момент на ее лице, в придачу к испугу и смущению, отразилась насмешка, будто она чего-то подобного и ожидала. Она даже не сопротивлялась.
— Делай все, как тогда! — скомандовал я, когда мы забрались туда, где нас никто не мог увидеть.
— Мне уже сорок два… — проронила она, не то оправдываясь, не то ерничая.
А я уже предвкушал жестокую месть.
— Делай, что велю!
— Неужели это обязательно?
— Хватит болтать!
Я уже был готов наброситься на нее и схватить за горло. Она, похоже, почувствовала это, потому что больше не раскрывала рта. Посмотрев на меня отсутствующим взглядом, она принялась медленно раздеваться.
Ее тело оказалось красивее, чем я ожидал. Но это было тело незнакомой женщины, не имевшее отношения к моим воспоминаниям более чем двадцатилетней давности. К тому же, заметив у нее послеродовые растяжки и первые морщины на шее, я испытал необъяснимое отвращение. Обнаженное тело не вызывало у меня влечения.
— Как прокаженный выжрал тогда у тебя печень? — поинтересовался я совершенно искренне. А она прикрыла в раздражении глаза и, разлегшись на снятой одежде, бросила:
— Хватит придуриваться!
Тут я, будто вспомнив давние события, сообразил, что означала поза женщины, и отчаянно возбудился. Но ненадолго. На ее облик наложился облик матери, у которой тоже выжрал печень прокаженный, и ко мне вернулось столь раздражавшее в юности чувство бессилия. Оно моментально смыло расползшееся по телу влечение, принеся обратно предвкушение жестокой мести.
— Вставай. Не получится сейчас вернуть мои воспоминания. Прокаженные едят печень совсем по-другому! — заорал я и пнул обнаженную женщину. Всерьез напуганная случившейся со мной переменой, она села и поджала под себя ноги. Тогда я ударил женщину наотмашь, прогоняя, и принялся со страшными воплями рвать ее валявшуюся на земле одежду: — Иди так в село! Иди и скажи своей матери и остальным. Что я действительно видел тогда… как прокаженный выжрал у тебя печень. Что не я наврал, а вы…
Еще какое-то время я бушевал, будучи не вполне в себе. Она, посинев лицом, смотрела на меня, а потом, словно подгоняемая интуитивным страхом, поковыляла в тень недорослых сосенок. Превратив ее одежду в кучу лоскутков, я направился к дому двоюродного брата. Что бы вы там себе ни надумали, какие бы показания она ни дала — больше ничего не было.
Тем временем окончательно стемнело. Но в моей голове ярчайшими искрами вспыхивали всевозможные воспоминания. Ориентируясь по этим искрам, я, не сбитый с толку переменами, которые тьма и годы привнесли в наше село, благополучно добрался до дома двоюродного брата.
Изрядно постаревший брат находился в гостиной.
— Что тебя принесло? — холодно спросил он, не поведя даже бровью при виде меня. Эта холодность, словно качественная горючка, заставила мои неукротимые воспоминания полыхать еще ярче и жарче.
— Хочу вернуть себе воспоминания!
— Да уж, огорошил ты меня… О чем речь-то?
— Как умер мой отец?
— Ты заявился через двадцать с лишним лет, только чтобы спросить об этом? Как умер, так и умер… Твой отец партизанил и был застрелен в лесу.
Он держался точно так же холодно и жестко, как и двадцать с лишним лет назад. Я, не колеблясь, всадил в пол припасенный на такой случай нож и закричал:
— Нет!
— Нет?!
При виде острого ножа, всаженного в пол, брат несколько сник.
— Он защищал родную землю в рядах нашей армии, а потом журавлем улетел на небо!
— Чего?!!
Заметив ненормальный блеск в моих глазах, он окончательно пал духом и, мелко дрожа, ответил:
— Ладно… Думай, что хочешь!
— А как умерла мама?
— Бедная женщина. Осталась в двадцать семь одна с тобой, малышом, на руках, вот и совершила ошибку. В тридцать три она, при попытке самостоятельно сделать аборт, умерла от сильнейшего кровотечения…
— Да нет же! Прокаженный выжрал у нее печень!
— Хорошо! Если тебе легче так думать… Пусть это будет проклятый прокаженный…