Бывает, зайдешь поглубже в лес и вдруг увидишь в листве змею, испугаешься, и страх не отпускает тебя, пока не выйдешь из леса. Но тот мой страх был другим: что-то вроде внезапного удара, к которому примешивался неуловимый проблеск надежды. Как будто ты вышел из леса, а на душе неладно. Вот таким был свет, исходивший из его глаз.
Вскоре наваждение рассеялось: дверь открылась, и на улицу вышел хозяин магазина.
— Эй, Кэчхоль, что это ты тут сидишь, тебе делать нечего?
Хозяин на вид был лет на пять-шесть моложе мужчины, но, не стесняясь, обращался к нему на «ты». Судя по всему, мужчина этот был вовсе не проходимцем, а жителем деревни. Но Кэчхоль будто не слышал хозяина и продолжал смотреть на меня. Повторюсь: его взгляд не вызывал брезгливости, он, скорее, пробуждал во мне беспричинный страх.
— Дурень, ты что, оглох? Давай вставай.
Хозяин подошел к мужчине и, хлопнув его по спине, обратился ко мне — я уже робко подошла поближе:
— Добро пожаловать. Вы что-то ищете?
Только тогда я, стараясь избавиться от взгляда, словно прилипшего к моему телу, холодно спросила:
— Где начальная школа N?
— А, так вы новая учительница, которую тут ждут. Погодите-ка…
Лицо хозяина стало приветливым, он осмотрелся. Тут из-за магазина показался мальчик, которому на вид было немногим больше десяти.
— А ну, подойди-ка сюда.
— Зачем, дядя Тогок?
— Это новая учительница. Проводи ее до школы. — И, уже обращаясь ко мне, виновато пробормотал: — Школа-то не больше свиного пятачка, вот ее и не видно, спряталась вон там у подножия горы…
Я уже собиралась последовать за мальчиком, послушно вставшим передо мной, но Кэчхоль по-прежнему не сводил с меня глаз. Я успела немного успокоиться, напоследок бросила на него суровый взгляд и пошла прочь.
Следуя за мальчиком, я с удивлением осознавала, какие люди живут в этой деревне. Каждый раз, когда по пути нам встречался кто-то из местных, паренек кланялся и здоровался: то это оказывался чей-то дядя, то чей-то дед. Мне, выросшей в городе и видевшей родственников пару раз в год, когда я ездила к ним в гости, это казалось странным.
То же самое было и в классе. Ученики в большинстве своем имели одну и ту же фамилию, но даже те, у кого фамилии отличались, являлись их родственниками, пусть и не близкими. Да, это оказалась одна из редких кровных общин. Уже потом я узнала, что со всех сторон деревню плотной стеной окружали горы, кольцо которых разрывала лишь узкая дорога, шелковой нитью протянувшаяся с юга на север страны; деревня не славилась какими-либо местными продуктами, поэтому чужие — люди с другой фамилией — сюда почти не приходили.
И хотя первое впечатление от этого места было странным, я на какое-то время позабыла о Кэчхоле. Да, он постоянно слонялся по деревне без дела, и я по нескольку раз за день видела его, такого же потрепанного и с тем же рассеянным взглядом, но у меня началась новая жизнь, появились заботы и трудности, и думать о нем было некогда. Это была моя первая работа, и к тому же мне пришлось начать жить по-новому: ведь прежде я никогда не покидала родного дома и не жила отдельно от семьи.
Но когда я немного пообвыклась, то обратила внимание и на мир вокруг. И первым на ум мне пришел Кэчхоль.
Прежде всего, мой интерес вызвало его происхождение. Он был не местным и никому в деревне не приходился родственником. Как-то раз случайно забрел сюда, да так и остался. И хотя ему перевалило за сорок, для всех — и для взрослых, и для детей — он так и оставался Кэчхолем.
А еще я не могла понять, как и на что он живет. Сначала я думала, что он берется за мелкую и грязную работу, но оказалось, что он вообще не работает и сутками бездельничает. При этом ест три раза в день и находит ночлег в деревне.
Вопрос с пропитанием он решал так. Вечером, когда пора было садиться за стол, он заходил в какой-нибудь дом и говорил:
— Дай-ка поесть.