Поручение, которое она мне дала, было незначительным. Коротко пожаловавшись на свою боль, попросила купить ей снотворное. И хотя настойчивое требование никому не говорить об этом смутило меня, я не смог отказать ей. С тех пор я стал день за днем исполнять то же поручение, а все потому, что каждый раз, когда я отдавал ей лекарство, она, крепко схватив меня своей теплой рукой за запястье, обещала больше не плакать.
Мы действительно не слышали с тех пор ее плача. Даже тишайшими ночами, когда в мозгу отдавались шажки пробегавшего по коридору котенка и до приюта доносился треск льда, ломавшегося на далекой реке Намчхонган.
Помню один день. Неожиданные последствия поручения, которое я продолжал исполнять не задумываясь, выделили его из череды дней, проведенных в «Назарете». Я выскользнул в город за лекарством, вернулся поздно и обнаружил, что весь приют погружен во мрак и уныние. Прошел слух, что брат настоятеля обнаружил в комнате «плачущей сестры» целую горсть снотворных таблеток и намеревался взять на себя «вечерние наставления», чтобы выяснить, кто их купил и принес. Это значило — старших братьев выпорют так, что они неделю будут спать на животе, и даже у нас, маленьких, щиколотки покроются багровыми синяками.
Сердце мое учащенно забилось. Мне и в голову не приходило, что таблетки могут усыпить человека навечно.
Последующие несколько часов не смогу забыть никогда. Я пережил тогда не какие-то пустячные детские страхи, а мучения в буквальном смысле слова. Я не просто раскаивался в неблагоразумии, но отчаянно бранил себя за то, что, не поняв истинных намерений сестры, готовил ей смерть. Мысль об этом жестоко терзала меня, а ожидание жутких «братских наставлений» и последующей страшной мести братьев, которая неминуемо обрушилась бы на меня как на виновника, просто сводило с ума.
Что делать? Что же делать? И вдруг я вспомнил о небольшой молельне на втором этаже, инстинктивно побежал туда и кинулся на пол.
Если я в жизни когда-нибудь действительно верил в Бога, то это было именно тогда. Я от всей души просил: «Сжалься над моей юной душой, защити от надвигающейся беды…» Завершив длинную молитву, состоявшую из этих многократно повторявшихся слов, я принял интуитивное решение. Самому отправиться к брату настоятеля. Идя в комнату мрачного холостяка, занавешенную круглый год плотными шторами с тех пор, как его оставила жена, я чувствовал себя отчаявшейся белкой, добровольно прыгающей в пасть гремучей змее.
В комнате как раз находился отец-настоятель. Я приблизился к двери и уже собирался постучать, но остановился, услышав доносившиеся из-за двери приглушенные серьезные голоса братьев.
Похоже, один другого от чего-то отговаривал, но безуспешно. Голос настоятеля спросил, мол, разве девушка не пыталась сбежать, оставив само тело, и комната сразу погрузилась в тишину, а я, внезапно разволновавшись, ушел оттуда. Но побродив какое-то время по родной обители одиноких душ, вернулся.
К этому времени брат настоятеля остался один. Он, как это было ни странно, пил. И злобно уставился на меня, вторгшегося так некстати. Пригвожденный его грозным взглядом, еще до того, как он успел что-либо спросить, я заученным монологом изложил подробности происшедшего. Случилось настоящее чудо. Я ожидал, что он со страшной бранью обрушит на мою щеку стальную спицу, но никакой реакции не последовало. Он сделал глоток из поднятой рюмки и молча уставился в мансардное окно, через которое падали яркие косые лучи заката. В этот момент и ожог на его безобразном лице, и покоившаяся на столе негнущаяся левая рука выглядели неописуемо печально. И хотя я потом встречал немало одиноких людей, никто из них не воплощал образ одиночества более наглядно.
Учитель Ким опять замолчал. И, уставившись на окаменевшее лицо собеседника, спросил полушепотом:
— До сих пор не можете простить его?
Мужчина был, похоже, глубоко погружен в свои мысли. Придя в себя от вопроса учителя Кима, он невыразительным голосом спросил в ответ:
— Простить? Кого вы имеете в виду?
— Брата настоятеля.
Но мужчина упрямо придерживался намерения все отрицать.
— Как я могу простить человека, которого даже не знаю?! Ради Бога, хватит смотреть на меня взглядом следователя! И кончай уже со своей жалобной историей. — Залпом допив то, что оставалось, он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. — Не больно интересно, да и выспаться нужно. Завтра-то предстоит работать, если, конечно, найдется где.
Похоже, учитель Ким на мгновение засомневался. Но вскоре ему в голову пришла какая-то мысль, он подсел к мужчине и еще раз спросил: