— Уж кому точно требуется прощение, так это вам, отец. Вы еще и душу бедной девушки собирались оскорбить? Вынуждали ее выйти замуж?
Вздрогнув, отец-настоятель поник головой и бессильно отпустил руку парня.
— Прости. Этот грешник — моя родная плоть и кровь, у меня больше никого нет тут, на юге.
Последние слова он произнес с дрожью в голосе, почти рыдая. Но парень продолжал, словно не слыша, рвать и жечь Библию.
Как только и прочная обложка, сгорев синим пламенем, превратилась в золу, он медленно встал и ушел в тусклый рассвет. Навсегда от Бога и «Назарета»…
И тут заговорил мужчина, как-то сразу протрезвевший. Перебив смотревшего на него и порывавшегося что-то добавить учителя Кима, холодно произнес:
— По-твоему, я похож на этого парня. Но ты ошибаешься. Наверняка он уже где-то умер. Например, пошел добровольцем в спецназ и был застрелен врагом в бою на побережье или попал в ловушку во вьетнамских джунглях… Да ладно, глаза уже слипаются. Уж выпили мы так выпили.
Мужчина снова откинулся на спинку сиденья и действительно закрыл глаза. Однако ненадолго. Вскоре он встал и направился к выходу, будто по малой нужде. С прежним сомнением на лице учитель Ким внимательно следил за ним. Словно хотел договорить. Прошло полчаса, а мужчина все не возвращался. С недобрым предчувствием я спросил учителя Кима, который, уставившись в темное окно, думал о чем-то своем:
— Куда он пошел?
Заплетающимся языком учитель Ким неопределенно ответил:
— На поиски утраченного времени…
Но разве можно отыскать нечто подобное? Сколько же часов прошло… Будучи пьян, я провалился в беспокойный сон, а разбудила меня трансляция по внутреннему радио:
— Разыскиваем семью или спутников господина Юн Сувона, господина Юн Сувона тридцати девяти лет — срочно просим их подойти в кабину машиниста. С господином Юн Сувоном случилось несчастье.
Спавшая, похоже, жена мужчины вскочила в испуге. Открыли глаза и потревоженные дети. Трансляция продолжалась:
— Господин Юн Сувон, упавший с железнодорожного моста Намчхон, доставлен в муниципальную больницу Мёнге и находится в критическом состоянии. Его семью или спутников просим подготовиться к выходу на следующей станции…
ПИРРОН И СВИНЬЯ
Перевод Ксении Пак
Он старался избегать военных поездов. Даже думать не хотелось о трех годах армии. На гражданке он встречал людей, любивших вспоминать армейские годы. Но, попав в армию, он дал себе, наряду с разными прочими, клятву, что после увольнения не будет вести себя так глупо. В день перед отъездом он размышлял о том, что кончается эта несносная собачья жизнь и наконец он едет домой. Какой тут мог быть военный поезд?!
Но к рассвету ситуация изменилась. Он отложил денег на билет, но в ту ночь они с сослуживцами не на шутку разошлись, празднуя дембель, выпили больше обычного, и к отъезду в карманах было пусто. Повеселились, конечно, на славу, но теперь, сядь он на обычный поезд, хватало только до Тэгу. А от Тэгу до дома — двести ли пешего хода. Ничего не поделать, пришлось сесть в военный эшелон, отходящий со станции Ёнсан, той самой станции, которую он и во время службы старался избегать.
К счастью, был день всеобщей демобилизации, и в военном поезде для дембелей был приготовлен спецвагон. Народу внутри было мало, и он почувствовал себя лучше.
По привычке он занял место в десятом ряду от входа. В середине вагона он ездить не любил: сразу отчего-то чувствовал себя не в своей тарелке, будто середина магнитом притягивает всякие неприятности.
Он положил вещмешок на полку и уселся поудобнее. Пустые места перед ним заняли два дембеля.
— Не по мне это — ехать в центре вагона. Случись что, так и не выбежишь. А с краю сесть — и шумно, и люди мимо снуют… Вот тут в самый раз будет!
Судя по разговору, познакомились они тут же, в привокзальном баре или в столовой. Он пригляделся к болтавшему без умолку дембелю — лицо казалось знакомым. А болтун скользнул по нему взглядом и сразу узнал его:
— Ба, да кто ж это? Неужто это вы, Ли? Не помните меня? Я Хон Дондок.
Он тут же признал в нем Дундука Хона, как прозвали его сослуживцы.
Хон оказался в том же распределительном палку, в той же второй учебке, а после они попали в одну роту, один взвод и одно отделение. Он с легкостью узнал Хона не только из-за этих совпадений. По прошествии трех лет он помнил его лучше, чем других сослуживцев: с ним были связаны самые неприятные воспоминания времен учебки.
Хон батрачил в горной деревушке провинции Южная Кёнсан, откуда и пошел служить, подделав аттестат (в армию тогда не брали не окончивших среднюю школу). Он был единственным, кому за шесть недель не удалось овладеть не то что «Курсом молодого бойца», но даже простейшей армейской наукой. Хон не раз бывал наказан за то, что не успел собрать оружие в отведенное время. Хон постоянно терял казенное добро и амуницию, а ему, командиру отделения, то и дело приходилось выкручиваться, списывая утерю. Недаром Хону дали это прозвище — Дундук.