— Пейте один, — тихо промолвил он, пытаясь сдержать кипящее нутро.
У него не было причин сердиться на Хона. Но Хон снова вывел его из себя.
— Вот суки, купи им выпить, когда у тебя самого на выпивку не хватает… Но говорят же, не давай сердцу воли в гневе, так что выпей, залей обиду.
Он не сдержался и резко одернул его:
— Отстань!
Увидев его побледневшее от злости лицо, Хон чуть съежился, натянуто улыбнулся и протянул стакан сидевшему рядом соседу.
Он надвинул кепку на глаза и откинулся назад. Поспать не удастся, так хоть отвернуться и не видеть этого унижения. Но уши заткнуть было нечем.
— Ой, спасибо! — Совсем рядом глупец-дембель вознамерился откупиться и пожертвовал тысячу. Черный берет вопил во всю глотку: — Вот спасибо так спасибо! Налейте ему, целый штукарь пожертвовал!
Он не понимал, отчего вдруг настроение толпы поменялось. Вблизи него сцена с купюрой, будто под копирку, повторилась несколько раз. Потом пыл жертвователей поубавился, и вновь звенели монеты. Вдруг откуда-то из центра вагона раздался голос обиралы:
— Эй, ты что, нищий? Тебе что, сто вон жалко?
— Денег мне не жалко, просто я не вижу причины платить, — отчетливо произнес кто-то бесстрастным голосом.
Ему стало стыдно. Он посмотрел в ту сторону. Бледный, худой дембель стоял напротив одного из черных беретов.
— Ах ты сволочь, ты что это, на халяву песни слушал?!
— А я их не заказывал! Они мне только спать мешают…
— Так ты, козел, издеваешься?!
Внезапно один из обирал ударил дембеля в лицо. Тот покачнулся, но не упал. Из носа хлынула кровь. Худой дембель спокойно достал из кармана платок и утерся. Глаза его заблестели.
— Ты ударил человека. Я еще не уволен в запас, а значит, все еще являюсь капралом. А ты просто солдат. Это преступление против старшего по званию, ты попадешь под трибунал!
Откуда-то взялся их сержант и ударил беднягу кулаком в живот:
— А я сержант, так что могу и ударить! Ты, недоносок, заткнись и гони деньги! Это приказ!
Худой дембель скорчился от боли, но снова выпрямился:
— Я оспорю незаконный приказ. Ты не вправе мне приказывать. Это акт насилия. Тебе тоже придется ответить за это!
— Эй, у тебя что, папаша — прокурор, что ли? Вот тебе закон!
И снова пошли в ход кулаки. Но в перерыве между ударами раздавался ясный голос худого храбреца:
— Вы ответите перед законом!
Положение было безнадежным. В ход пошли не только кулаки, но и ботинки. Под градом ударов храбрец осел на пол.
Ли мрачно посматривал в сторону выхода. Как второго пришествия, ждал военную полицию или охрану поезда. Но они были так же далеки, как закон и порядок.
Вместо них в проходе появился тот, кого совсем не ждали. Двое в черных беретах втащили за собой недавнего героя. Кто-то измочалил его так, что лицо опухло до неузнаваемости. Один из них кинул героя на сиденье и громко, чтобы все слышали, проворчал:
— Ничтожество, а строит из себя…
Пнул его, развернулся и вышел.
Когда избивали худого дембеля, в вагоне раздавались жалостливые вздохи и протестующее бормотание, которые вполне могли вылиться в сопротивление. Но неожиданный поворот событий заставил всех замолчать.
Он подавленно смотрел на возобновившиеся поборы. Но в попытке выжить люди не зря объединяются в группы. Черные береты усадили к стене бесчувственного дембеля, поборы продолжились, как вдруг откуда-то раздался громкий взволнованный крик:
— Что же вы сидите? Три года нас шпыняли, так еще и сегодня будут?!
Толпа зашевелилась, будто разом очнувшись ото сна. Этот крик подействовал на людей как ветер на тлеющий огонь.
— Ах вы гады!
— Жить надоело?
Черные береты занервничали. А голос продолжал подстрекать:
— Нас тут человек сто, и мы будем терпеть издевательства от пятерых?
Черные береты рыскали глазами в поисках хозяина голоса, а тот, будто не замечая угрозы, продолжал:
— Вы что, не мужики, что ли? Приедете домой — что же вы бабам своим скажете?
Береты вычислили, откуда доносился голос, и направились туда. Но, к своему несчастью, они еще не поняли, что наступил переломный момент. Не успели они сделать и нескольких шагов, как послышались гневные крики:
— Правду говорит! Что, так и будем терпеть?!
— Они такие же люди, как и мы! Один не справится, так втроем навалимся, а где трое не осилят — десяток налетит…
Гул крепчал. Особенно старались те, кто еще не выложил денег. У них, казалось, было больше рвения разделаться с нахалами.