Он чувствовал, что нашел бы в себе мужество разделить с ними ответственность, будь у них моральное право убивать. Но такого права у них не было. Их переполняла ненависть и крайнее возбуждение.
«Что же мне делать?» — подумал он. Сперва ему пришла в голову мысль, что нужно их урезонить. Но такая попытка только что провалилась у него на глазах. Он не отважился призвать товарищей к отпору тогда и не сможет справиться с их неуемной жестокостью сейчас. Ему оставалось только покинуть это безумное место. Осторожно пробираясь сквозь толпу разъяренных спутников, он вышел из вагона. Закон и порядок, как обычно, запаздывали. Он отыскал себе место в соседнем вагоне и собирался сесть, когда услышал звук свистка, а затем и увидел бегущих полицейских. Вздох облегчения прорвался сквозь его угрюмое уныние.
Тут кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел Хона. Тот успел сбежать раньше и теперь сидел позади него:
— Вот и отлично, ты тоже здесь! Я хотел позвать тебя с собой, но побоялся, что ты опять разозлишься…
Он был неприятно поражен. Но тут на него вновь накатила волна безнадежности и отчаяния.
— Уж очень я не люблю, когда шумно. Давай по глотку выпьем. — Хон протягивал ему поверх спинки сиденья недопитую бутылку. Он бессильно протянул руку.
Хон давно задремал, а ему не спалось. Он пил соджу и думал о старых родителях, продавших поле и огород, чтобы послать его учиться, — это была их заслуга, что в отличие от Хона он помнил такую историю:
«…Однажды Пиррон сел на корабль и отправился в путешествие. Но посреди океана корабль попал в шторм. Люди, не находя себе места, в отчаянии метались по палубе. Они кричали, молились, пытались связать плоты… “Что же делать мне, мудрецу?” — подумал Пиррон. Но ничего не шло на ум.
На палубе, среди людского безумия, мирно спала свинья. И все, что смог сделать Пиррон, это последовать ее примеру».
ПРОХЛАДНОЕ ЛЕТО
Перевод Марии Солдатовой, Ро Чжи Юн
К счастью, трубку снял старший брат. Узнав его голос, младший сразу перешел к сути дела:
— Брат, как ты смотришь на то, чтобы съездить сегодня куда-нибудь за город?
— Хорошо. А с чего это вдруг? Ты нашел кошелек янки? — Старший брат, как обычно, в ответ слегка поддел младшего. Но тот не обиделся.
— Ну, разжился деньгами в кои-то веки. Как бы там ни было…
— Так ты от hostess получил чаевые?
Hostess старший обычно называл хозяйку дома, где сам работал домашним учителем. Под предлогом, что первоначальный смысл слова именно таков, он косвенно осуждал ее за сексуальную распущенность, шедшую от излишнего благополучия.
— Зря ты так говоришь — это деньги на выездную, так сказать, практику. Она велела мне поехать отдохнуть с детьми и дала несколько тысяч вон. Ты с нами? Собирайся. Я скоро буду.
И младший брат, веря, что старший обладал в доме определенным правом голоса, прервал разговор, хотя и не получил точного ответа.
Старший стал собираться. Душное летнее утро обещало жаркий день, и яксудонские калеки, которые сидели, согнувшись в три погибели, издали возгласы ликования, услышав от учителя неожиданную приятную новость. Яксудонскими калеками старший брат прозвал имевших легкие признаки слабоумия трех братьев — своих подопечных.
Яксудонская hostess тоже особо не возражала:
— Учитель, вот вся наличность, которая есть в доме, постарайтесь отдохнуть как следует. Младшенького оставьте здесь, и раз вы едете к морю, прошу вас, внимательно следите там за двумя старшенькими.
С этими словами женщина, сделавшая своим любовником молодого врача и заполучившая штук пять разных болезней, отдала все имевшиеся у нее банкноты. Старший брат был не только способным домашним учителем, но и ее репетитором по английскому. Его права были несравнимы с правами младшего брата, служившего в Синчхоне домашним учителем и исполнителем мелких поручений.
— Thank you, hostess.
— You are welcome.
Женщина, которой репетитор объяснил только первоначальный смысл слова hostess, без ощущения подвоха, хотя и с трудом подобрала английские слова, чтобы ответить на его «спасибо». И не успели яксудонские калеки порвать пакет, пихая в него всякие вкусности типа колы, шоколадок и бисквитов, да вдобавок, толкаясь, разбить объектив фотоаппарата, как подоспел младший брат с синчхонским идиотом. Ученика, которого несмотря на его чрезвычайную глупость младший брат называл просто тупицей, старший низводил до идиота.
— Так куда же мы едем? Я подумал, может, на остров Туксом или в Кванару…
Младший брат не имел представления о местах отдыха. Он работал у торговца, сколотившего капиталец усердным трудом и изнурительной экономией, и еще не вкусил радостей обеспеченности и свободного времени. В тот день, шесть месяцев спустя после того, как он стал домашним учителем, ему впервые была оказана великая милость.