К тому же расклад сил постепенно менялся в пользу Афин. Афиняне без помощи спартанцев одержали несколько побед над персидским флотом, в 454 году до н. э. приютили у себя рабов (илотов), поднявших восстание в Спарте, и поселили их рядом с Атертой, в Навпактосе. Спарта в те времена не имела имперских амбиций, да и боевая мощь ее была не так уж велика: предположительно, в спартанской армии насчитывалось не более четырех тысяч воинов.
Как бы то ни было, старый царь Атерты, поддерживаемый группой влиятельных аристократов, стремился примкнуть к Спарте, чтобы сохранить привычную систему правления. Тогда и появился Тиранат. Он был аристократом, но смело отказался от всех данных ему старой системой привилегий и преимуществ и встал на сторону граждан, жаждавших свободы и безопасности. После трех лет борьбы он, наконец, сверг монархию, установил демократию по афинскому образцу и официально присоединил Атерту к Делосскому союзу.
Граждане выбрали его первым магистратом без единого голоса против. Так они проявили свою признательность: это он утешал товарищей, тосковавших о прошлых привилегиях, он красноречиво подбадривал беспомощных и робких, которых долго притесняли, его дипломатические способности позволили быстро заручиться поддержкой Афин, он смело вел вооруженных граждан против царских воинов. То была естественная благодарность за проявленную им боевую отвагу. Приход Тираната к власти произошел в 451 году до н. э., и после того он оставался магистратом без малого десять лет. Ему не удалось прославиться в качестве великого политика, подобно Периклу, однако он, бесспорно, был незаурядным правителем, поскольку благополучно переизбирался на пост магистрата каждый год. Но из-за несуразицы пал еще до того, как закончился десятый год его правления.
Весенним утром 441 года до н. э. один гражданин после бессонной ночи шагал взад-вперед по холму близ храма Посейдона, покровителя города, и волосы его трепал сырой ветер. Это был человек знатного рода, а потому о нем с ранних лет заботились образованные рабы. Возмужав, он начал странствовать и посещать известных риторов да ученых, ибо желал совершенствовать себя. В то время Софиклу, так его звали, было около тридцати лет.
Такая вещь, как наука, требует внимательности и разборчивости, но при этом ввергает нас в пустое раздражение и вечные сомнения. Не избежал этого и Софикл. Чрезмерная чувствительность заставила его раньше времени пробудиться ото сна: он мучился опасениями, что его права ущемлены.
Всю ночь он провел в раздумьях, но так и не пришел ни к какому выводу. На самом деле, прежде он безоговорочно верил, что родился в городе, где политики заботились о народе, где государственный строй служил обществу лучше, чем в любом другом городе в любое другое время. Он привычно соглашался с согражданами, утверждавшими, что они умрут счастливыми, поскольку город предоставил им свободу и наделил правами. На первый взгляд ничто не мешало спокойному течению его мыслей, а Атерта была местом, где любой при желании мог свободно высказываться и свободно действовать. И хотя Тиранат был магистратом, самым уважаемым правителем, Софикл всегда верил, что сможет, будь это правда, безо всяких помех прокричать: «А Тиранат-то голый!»
Однако в последнее время у него появились сомнения и он потерял уверенность в своих убеждениях. Несколько дней назад, на Истмийских играх, Софикл увидел, что Тиранат странно припадает на одну ногу, и, непроизвольно ткнув в бок соседа, выпалил: «По-моему, он хромает».
По городу и ранее бродили слухи, что Тиранат был хромым. Об этом начали судачить еще в 446 году до н. э., после заключения мирного договора между Спартой и Афинами, за пять лет до описываемых событий. Однако Софикл считал насмешки над Тиранатом безосновательными, пока сам не увидел, как тот хромает.
Но еще больше его поразила реакция соседа. Тот выглядел довольно мрачно и строго одернул Софикла, слова которого едва ли вышли за рамки приличий: «Пожалуйста, воздержись от мятежных слов. Я верю в твое здравомыслие и сообщаю тебе, что наш магистрат прихрамывает, поскольку носит сандалии на высокой подошве. А слухи, будто он хромой, пустили его враги, подкупленные Спартой».