Когда же они оба в безмолвии обратили взор в ту сторону, откуда исходил столь удивительный звук, оказалось, что тот доносился со стороны храма. Из-за тяжести на душе эти двое не могли крепко спать, сон их был чуток, они легко просыпались от любого звука, и каждый из них уверился, что этот голос был посланием оракула, предназначенным только ему одному. Их голоса, вторившие услышанному, слились почти как в хоре: «Да. А ведь нас угнетают…»
И их голоса, вторя друг другу в предрассветном безмолвии, неожиданно отчетливо и громко прокатились по городу, отразились эхом и потрясли дремавшие дома и улицы.
Теперь уже пробудились представители других слоев населения. Подобные призывы способны причудливым образом подстегивать сознание, и поэтому те, кто проснулся без предвзятых представлений, как один стали задумываться, не притесняют ли их. Возможно, в сознании каждого, кто причисляет себя к свободному народу, до поры до времени дремлют подобные сомнения и беспокойство.
Пробудившиеся на этот раз люди были не особо образованы и чувствительны. Вдобавок они принадлежали к слоям, не владевшим навыками системного мышления и неспособным делать выводы. Поэтому, охваченные безотчетным страхом и растерянностью, они не могли мыслить здраво. Они давно уже полагали, будто кто рано встает, тот ума наживет, да и сам факт, что голоса донеслись откуда-то сверху, произвел на них большое впечатление.
Они-то, влекомые донесшимися голосами, и стали первыми гражданами, собравшимися на Агоре, главной площади города. Не имея привычки к размышлению и не владея искусством красноречия для самостоятельного выражения своих убеждений, они принялись шептаться с ближайшими соседями о своих сомнениях относительно Тираната, а потом стали сбиваться в группы по четыре-пять человек и стекаться к площади. Правление как таковое не предполагает совершенства, и всякий гражданин имеет пару-тройку претензий к своему правителю, но жители Атерты, изливая друг другу недовольство, неожиданно почувствовали странный душевный подъем. Кроме того, немаловажную роль в привлечении их на площадь сыграло присущее меньшинству желание ощущать себя в безопасности в неоднородном обществе.
Те, кто все еще питал любовь к Тиранату и верил ему, предостерегали, что голос вполне мог принадлежать подлому подстрекателю, который пытается ввергнуть родной город в кровопролитие и привести его к упадку; другая часть граждан, настроенная в той или иной мере враждебно к Тиранату, упрямо настаивала, что это был отчетливый зов к пробуждению города.
Критика Тираната была в первую очередь направлена против его серебряного войска, святого войска и нескольких членов Совета. Серебряное войско — это охрана Тираната. Изначально в Атерте никому не разрешалось иметь в качестве охраны более одного вооруженного раба, но восемь лет назад на Тираната напали подосланные Спартой наемные убийцы, и с одобрения Народного собрания он взял под свое начало пятьдесят человек. Святое войско — это храмовая стража, которая набиралась из молодых юношей полиса в порядке очередности, но Тиранат отсеял тех, кто служить не хотел, сделал службу в страже постоянной обязанностью для тех, кто желал в нее вступить, и набрал туда порядка трехсот добровольцев из числа своих сторонников. И наконец, критикуемые горожанами члены Совета — это те, кто всегда голосовал по указке Тираната при решении городских дел, обеспечивая желательный для него исход голосования. Раньше в Совет, по примеру Афин, жители полиса попадали через выборы или по жребию, но согласно реформе, которую провел Тиранат под предлогом войны со Спартой, примерно половину членов Совета теперь назначал магистрат, и они занимали свои места уже пятый год кряду.
Жители города, неприязненно относившиеся к Тиранату, говорили о серебряном войске следующее: «В последнее время их латы и шлемы слишком сильно блестят. Спарта и Афины уже заключили мирное соглашение, но они с мечами наголо и свирепым видом без особой на то причины, будто на войне, следуют за Тиранатом, а стоит гражданину случайно приблизиться к ним, прогоняют его будто раба».