— Гляньте, этот жестокий приспешник Тираната избивает наших сограждан, осуждающих несправедливость! Смотрите, драгоценная кровь наших братьев орошает землю.
Бегство прекратилось, и граждане начали по одному, по двое возвращаться на свои первоначальные позиции. Другими словами, толпа собралась снова, но причиной тому было скорее любопытство, нежели крики подстрекателей.
— Доколе мы будем стонать от притеснений? Как долго нам суждено безучастно наблюдать за тем, как преследуют наших братьев? Так поднимемся же на борьбу. Накажем приспешников Тираната и свергнем его!
Вот что кричали подстрекатели. Ведь стоит толпе собраться, как у нее тут же отшибает память. Толпа уже не помнила, что совсем недавно внутри нее кипели споры по поводу того, угнетен народ или нет, и вот она уже стала единодушна в своем мнении. Кровь всегда приводит толпу в возбуждение, как красная тряпка матадора — быка.
Офицер, не полностью выпустивший пар и не заметивший перемены в настроении толпы, решил не останавливаться на полпути и задержать кого-нибудь еще. К сожалению, гражданин, на которого пал его выбор, оказался простым зевакой, имевшим больное сердце и слабую нервную систему. Офицер, одной рукой тащивший за собой окровавленного парня, со сверкающим взглядом набросился на вышеупомянутого гражданина, но тот сразу же опустился на колени, вовсе не думая бежать. Однако представитель власти не обратил внимания на жалкий вид пленника и грубо дернул его за воздетые в мольбе руки, и пленник, полумертвый от страха, как это ни печально, испустил дух и упал навзничь, не успев подняться с колен.
Увидев это, подстрекатель закричал громче:
— Граждане, очнитесь! Проснитесь же, братья. Только что железный кулак угнетателя убил нашего единокровного товарища, гражданина, плывшего с нами вместе в лодке судьбы.
Наконец гнев толпы, до тех пор еле тлевший, начал медленно разгораться. Обвинения подстрекателей постепенно стали представляться этой темной людской массе справедливыми, в немалой степени потому, что большая ее часть оставалась в отдалении от места происшествия.
В общем, неказистый детонатор сработал, и, хотя собравшаяся на площади толпа насчитывала не так уж много народа, ее гнев впервые пошатнул трон Тираната.
Когда офицер пришел в себя, ситуация уже вышла из-под контроля. Поборовшая робость толпа, поддавшись нарастающим призывам зачинщиков, приближалась к офицеру и своему павшему товарищу.
— Долой приспешников Тираната!
— Долой тирана. Долой деспота!
В этот момент офицер святого войска в самом деле ощутил на себе моральное давление со стороны людей. Увидев подбиравшуюся ближе и ближе разгневанную толпу, он будто очнулся от дурмана, и в его сердце, до этого полном гнева, внезапно освободилось место для раскаяния: «Ах, я же просто гончий пес тирана».
Ему оставалось только спасаться бегством. И он, подгоняемый возбужденными возгласами толпы, помчался в сторону храма, рядом с которым находилась казарма. На его лице не осталось и следа обычной уверенности и достоинства.
Слух о бунте быстро распространился, и в казарме неожиданно собрались почти все воины святого войска. По всей видимости, усилия, затраченные Тиранатом на их взращивание, возымели эффект. И там поведение убегавшего от толпы офицера, который впал было в отчаяние, вновь переменилось. Как только он встретил по-прежнему исполненных чувства собственного достоинства невозмутимых товарищей, в нем возродилась уверенность, будто он, как и его братья по оружию, делает большое дело, и тут же страх перед преследовавшей его толпой превратился в гнев. Вскоре он убедил себя в том, что лучший способ разрешить проблему, это наказать толпу и восстановить законный порядок — таков же был и единственный способ вернуть себе и святому войску попранный авторитет.
Он проникся ощущением важности своей миссии и, преувеличив размах события, доложил о предрассветном происшествии:
— Некоторая несознательная часть горожан открыто клевещет на нашего магистрата, называет его тираном, а ведь он не жалея сил трудится ради процветания этого города и счастья его жителей. А подстрекатели и честолюбцы направляют шальную энергию толпы в нужное им русло. И мы, исполняющие священный долг защитников храма, для них не более чем приспешники тирана, а угроза ареста по подозрению в безбожии вызывает у них только усмешку. Если мы не подавим бунт в зародыше, то в скором времени город погрузится в междоусобные дрязги и не только над нашим храмом, но и над магистратом, которого мы должны охранять, нависнет угроза.