Но это было не так. На самом деле настоящее противостояние только начиналось. С того времени всевозможные слухи и свидетельства сомнительной подлинности распространились по всему полису, а запрещенные идеи, до тех пор витавшие лишь в головах фантазеров и софистов, стали открыто обсуждаться горожанами.
Ходили ужасные слухи, будто всех арестованных граждан ждет официальный суд, на котором присяжные, приспешники Тираната, приговорят их к смерти и заставят выпить цикуту; будто тайные агенты вычислили тех, кто подстрекал к бунту, поймали их, убили и закопали во дворе Тираната. Шептались также, что Тиранат и его приспешники вознамерились жестоко расправиться со всеми участниками волнений и что у них имеется полный список мятежников. Эти слухи подстегнули причастных горожан принять меры к защите. Среди людей также гуляла молва, что Тиранат, воспользовавшись бунтом, выметет из Атерты совестливых и пылких, стремящихся к свободе и равенству, проповедующих простые истины; он уничтожит существующую политическую систему, которая и так уже полуразрушена и попрана (а ведь прежде она была гордостью Атерты и носила гордое название демократии). Вместо этого Тиранат будто бы установит в городе деспотическое правление, тиранию, примеров которой не знала история (такой тирании не испытывали на себе даже рабы и животные), и будет бессменно править гражданами Атерты, а после и их потомками.
Политические идеалы, которые до этого вообще запрещалось обсуждать, стали переоцениваться вместе с политической системой Спарты. Когда искра критики власти Тираната разгорелась, огонь перекинулся на внедренную им систему афинского образца, и отрицательное отношение к спартанской системе постепенно сменилось на положительное. А ведь раньше об этом нельзя было даже подумать без риска тут же навлечь на себя подозрение в шпионаже в пользу Спарты.
Таким образом, соблюдавшееся в Спарте равенство, словно бы в компенсацию за продолжительное пренебрежение им, возвели в ранг безусловного нравственного идеала. Многие черты спартанского строя, до тех пор считавшиеся чересчур жесткими или бездушными (отсутствие частной собственности, обычай совместно принимать трапезу, уклад, при котором семья отсутствовала как таковая), в погоне за всеобщим экономическим равенством стали восхвалять как самые эффективные. На самом деле внедрение подобных спартанских традиций оказалось бы для граждан Атерты так же неудобно, как и пользование спартанской железной монетой. Граждане Атерты даже оправдывали жестокое отношение спартанцев к рабам и илотам (каждый год спартанцы отбирали илотов, которых считали склонными к мятежу и военному противостоянию, и казнили их на законных основаниях, а позже, в начале Пелопонесской войны, они демонстративно убили две тысячи илотов, готовых пойти в ополчение). Они одобряли такую вот «честность» спартанцев по отношению к рабам, утверждая, что в Атерте некоторые горожане из свободных граждан живут хуже рабов.
Ранее они сравнивали спартанское воспитание с дрессировкой сторожевых собак в человеческом обличии, особенно критикуя законы Ликурга, согласно которым следовало избавляться от слабых младенцев, изнурительную тренировку молодежи в так называемых агелах (группах юношей), подстрекательство юношей к краже и убийствам перед дозволением присоединиться к фидитии (совместной трапезе), но сейчас они находили в этом пользу, как и в обычае нескольким мужчинам делить одну жену для рождения более сильных и крепких отпрысков — теперь этому половому хаосу и аморальному поведению они придавали благородный смысл: «Пожелав получить приплод от своей суки или кобылы, человек будет растить или просить для нее лучшего кобеля или жеребца, но у мужа есть святое право, даже будь он слаб телом, дряхл или болен, запереть жену в четырех стенах и следить за ней, в чем нельзя усмотреть ничего иного, кроме зловредности и тщеславия. Этот обычай игнорирует две очевидные истины: во-первых, от плохих родителей рождаются плохие дети, а от замечательных родителей рождаются замечательные дети; во-вторых, первый, кто познает эту разницу, — родитель, имеющий ребенка, которого нужно воспитать».
Позже люди дошли до того, что стали восхвалять равнины Спарты, хребет Тайгет, реку Эврот. Это было косвенным выражением враждебности по отношению к Тиранату и его союзнику Афинам.