Недовольство политикой, стоит ему раз выплеснуться, уже нельзя удержать в прежних рамках. То же самое можно сказать и про Атерту: первые беспорядки были неоформленными и случайными, но после них маслом в огонь полились жалобы, которые вполне могли быть удовлетворены при помощи законных процедур.
После того как Тиранат, отчаявшись ждать, пока восставшие сами успокоятся, перешел к активным действиям, беспорядки только усилились. Попробуй арестуй одного — пять друзей и десять родственников встанут на его сторону, а если еще двадцать соседей присоединятся к восстанию, да один из них будет ранен, сила протеста увеличится в несколько раз, случись же кому погибнуть — она увеличится на порядок.
Распространившийся мятеж породил множество политических преступников из числа тех, кто не мог вести достойную жизнь под властью Тираната. А граждан охватил не поддающийся разумному объяснению пыл. Если приложить к этому бунту теорию революции, появившуюся много позже, и рассмотреть его как своего рода революцию, можно сказать, что процесс вошел в срединную фазу.
За это время заметно изменился характер толпы. Из-за временных ограничений на передвижение и страстных призывов подстрекателей она утратила прежнюю многослойность и спорадичность. Если на начальном этапе толпа быстро формировалась сама собой и так же быстро покидала поля сражения, то теперь она мало-помалу превратилась в союз мятежников со своим управленческим аппаратом. Это, как уже говорилось, стало результатом сговора недавно зародившейся группы лидеров и честолюбцев крупного и мелкого пошиба, вернувшихся из изгнания.
Городской оружейный склад находился полностью под контролем сторонников Тираната. Горожане не могли владеть оружием, и новые законы этот запрет подтвердили. Однако толпа продолжала вооружаться. Откуда-то взялись богачи, которые вроде бы числились сторонниками Тираната, но при этом тайно снабжали толпу оружием и деньгами. Производители оружия из соседних городов из корыстных побуждений вооружали повстанцев в кредит.
Под влиянием изощренных теоретизирований интеллектуалов и настойчивого давления подстрекателей многократно возросла сила сопротивления толпы, давно забывшей, чем она была недовольна и чего хотела в самом начале восстания. Невидимый идеологический контроль и повторяющиеся лозунги погребли под собой личность, а наивная вера в возвышенные идеалы и реформы, равно как и защита от посягательств на частную жизнь или личные права, утратили смысл, уступив место общей ненависти к властителю.
Тогда наиболее эффективным способом побуждения к действию податливой толпы стала критика в адрес Тираната, правителя, виновного в превознесении и восхвалении собственной персоны.
«Народ голодает, а деспот ежедневно сжирает целого барана, двух птиц, несколько ящиков отборных фруктов, запасов-то у него немерено. По его вине конфисковали единственную овцу у бедной вдовы, забрали наседку у одинокого старика крестьянина, заставили его продавать по бросовой цене фрукты, кровью и потом выращенные на скудной земле. Долой обжору Тираната!»
«Многие граждане раздеты и разуты, а деспот по три раза на день меняет наряды и, однажды надев, выбрасывает их, дабы не надевать повторно. И вот ткань объявляется монопольным товаром, и все изготовленное бедным ремесленником, который трудился день и ночь, попадает под запрет на продажу. А отрез на подвенечное платье, припасенный старой девой, изымается. Так прогоним расточителя Тираната!»
«Бедняки спят под открытым небом и мокнут в утренней росе, а деспот построил особняк просторнее, чем дворец бывшего тирана. В результате многие частные дома оказались разрушены, а их жители теперь живут в землянках на окраине. Город страдает от непомерных поборов, и сотни граждан эксплуатируются как рабы. Изгоним Тираната, который не лучше бывшего властителя!»
«Многие из павших героев так и не удостоились памятника, а деспот установил свои статуи на всех улицах. В результате власти извели на это весь хороший мрамор, который был в городе, вытащили камни даже из основания храма. Долой безбожника Тираната!»
«Афины и Атерта — равные города союза, но деспот вел себя перед Периклом как презренный слуга. По этой причине афиняне видят в нас легкомысленных льстецов и обращаются с нами как с дикарями. Прогоним раболепного деспота!»
Эти лозунги на первый взгляд могли показаться детскими и наивными, но на самом деле они были искусной придумкой опытных агитаторов. Взять, к примеру, обжорство. Попробуй просто скажи голодной толпе, что Тиранат запускает руку в казну и крадет тысячи талантов на содержание себя, своих сторонников и личного войска, разве это вызовет у людей отклик? А вот если люди представят, как Тиранат пожирает за один присест двух жирных баранов, у них определенно возникнет чувство омерзения. И в самом деле, стоит народу услышать подобные призывы, как он, не заботясь о том, правда это или ложь, начинает злобно реветь и выходить на улицы.