Общее восстание граждан Атерты случилось раньше, чем ожидалось. Оно шло так, как и планировали лидеры: все силовые структуры, которые поддерживали Тираната, или перешли на сторону восставших, или были уничтожены. Опасения Тираната и его сторонников подтвердились, и мужчины, призванные на военную службу по узурпированному диктатором закону, примкнули к протесту.
Не сдался только мрачно возвышавшийся на холме дом Тираната.
В отличие от окружившей особняк толпы, воодушевленной быстрой победой, руководители восстания понимали, что взятие этой твердыни будет самой большой проблемой. Это прочное здание, подобное цитадели, с началом волнений было тщательно укреплено и стало практически неприступным. Но еще более их пугала потенциальная сила тех, кто засел в особняке: загнанный в тупик Тиранат, все еще остававшийся военным стратегом, управлял хоть и малочисленным, но элитным отрядом. Под его началом собрались хорошо вооруженные и тренированные воины серебряного и святого войск и возмужавшие в сражениях наемники. Это были люди, которые знали, что в случае поражения их ждет смерть.
Дополнительной проблемой для повстанцев стало отношение к бунту других полисов. Прямолинейная Спарта отказала повстанцам в помощи, так как подписала мирный договор с Афинами. В то же время пошли слухи, что Афины и некоторые другие города готовятся послать подмогу Тиранату, так как их властители и полководцы с давних пор дружественно относились к нему. Но вполне возможно, они боялись распространения бунта на свои города.
Если бы хорошо вооруженные и обеспеченные продовольствием Тиранат и его сторонники продержались до прибытия помощи, исход мог бы стать непредсказуем. Кроме того, руководителей мятежа беспокоило состояние толпы. Люди устали от боевых действий. Вывод руководителей оказался таков: нужно как можно скорее довести дело до конца, даже если это потребует жертв.
На подступах к дому Тираната разгорелось самое кровопролитное сражение, которое продолжалось несколько дней и несколько ночей. Обе стороны потеряли множество воинов, а холм превратился в обгоревшую массу грязи. Но вот победа стала склоняться на сторону превосходящей противника по силе и крепости духа толпе. Рассыпались надежды на то, что спасательный отряд прорвется сквозь ряды восставших и выручит Тираната и его последователей или что протестное движение, уставшее от разрушений и хаоса, само заглохнет. Забор, похожий на крепостную стену, был сломан, рвы засыпаны, укрепления разрушены, деревянный частокол сожжен. Серебряное войско и святое войско, не прекратившие сопротивление, были полностью уничтожены.
Победа мятежникам далась ценой долгой и упорной борьбы и больших жертв, но, когда, преодолев все преграды, они ворвались в опустевший особняк, рассудок их слегка помутился: им вдруг показалось, что победили они слишком легко, в одночасье. А один из них даже ощутил странную досаду оттого, что не встретил на своем пути должного отпора.
Толпа думала, что все, включая Тираната, погибли под градом метательных снарядов. Но это было не так. Повстанцы продвигались сквозь огромное здание, минуя одно помещение за другим и по привычке сжигая и разрушая все на своем пути, но внезапно увидели Тираната, который держал в руке чашу с ядом. Это случилось, когда они ворвались в его просторные роскошные покои, защищенные толстыми стенами и бронированными дверями. Тиранат уже потерял все, но его облик глубоко погруженного в раздумья человека все еще напоминал о том, что он был первым законно избранным правителем этого города. Странное величие и спокойная печаль окутывали его словно ореол. Своим невозмутимым видом и торжественным голосом, звучавшим так, будто он вовсе и не стоял на пороге смерти, Тиранат подавлял толпу:
— Помолчите! Я прошу вас немного подождать. Лишь до тех пор, пока моя возлюбленная за этими занавесями в последний раз не облачится в свой наряд, пока я не очнусь от своих сладких счастливых воспоминаний. Друзья мои, когда-то верившие в меня и любившие меня, молю вас великодушно позволить мне тихо отойти в мир иной вместе с моей вечной любовью. Сок ядовитой цикуты уже начал свой бег к моему сердцу, и я скоро покину вас, покину этот дом, этот город и исчезну из ваших воспоминаний.
Все это время он с неописуемой любовью пристально смотрел на занавеси, разделявшие комнату надвое. А толпа прониклась его спокойствием и, казалось, готова была ждать сколь угодно. Но тут прозвучал отрезвляющий голос подстрекателя: