Не хочется сыну говорить про отца плохое, но, если честно, когда на пороге появился этот парень, я не на шутку испугалась. Заболев еще в старшей школе, я лечилась в нескольких больницах, но в итоге снова оказалась здесь, и за пять лет, минувших с тех пор, как я слегла, ни один мой ровесник мужского пола не побывал в этой комнате. В самых строгих наставлениях, слышанных мною от твоей бабушки, упоминались горести и печали женщин, потерявших честь, и вплоть до того самого дня я мечтала подарить свое непорочное тело и душу законному супругу в первую брачную ночь. Будь я поздоровее, схватила бы, наверное, палку, лежавшую у изголовья, и закричала. Но мне оставалось лишь прижать к груди руки — тогда гораздо более подвижные, чем сейчас — и приготовиться отталкивать приближавшегося парня.
А он, опасливо подойдя к изголовью кровати, стоял и смотрел на меня сверху вниз. Я ждала, что парень набросится на меня, собиралась защищаться, но он ничего не делал, и я, замерев, просто смотрела на него, обхватив грудь руками. У парня был на удивление ясный и спокойный взгляд. На заострившемся, загрубевшем лице проглядывали следы былой красоты, обгоревшая шершавая кожа не полностью утратила прежнюю чистоту и гладкость. И вдруг сердце мое забилось сильнее: в его облике мне привиделось что-то знакомое. Что-то не от потрепанного солдата, оставившего линию фронта и только что поглощавшего ворованные яблоки.
Лицо матери покраснело от лихорадки. Он осторожно спросил:
— Как вы? Может быть, потом дорасскажете мне эту давнюю историю?
— Ничего. Мне гораздо лучше, чем было утром. А щеки у меня горят, потому что я впервые делюсь своей тайной.
И мать, будто опьяненная чем-то, продолжила прежним тоном:
— В какой-то короткий напряженный момент я попыталась вспомнить, где и когда я могла его видеть. Но, несмотря на проблески памяти, сообразить не смогла. И вдруг он сказал, что много раз видел один и тот же сон, а в том сне была я. Что мечтал успеть, пока жив, встретить такую девушку. Словно продолжил начатый разговор. Сейчас я думаю, что все это было очень странно, но тогда меня просто потрясли его слова. Я сразу вспомнила, где и когда его видела. Это точно был он. Любимый, о котором я грезила с детских лет. И не прекратила грезить, даже оказавшись из-за тяжелой болезни запертой в четырех стенах. Он. Это был он. Не знаю, поймешь ли ты, но именно поэтому я ему не сопротивлялась, хотя двигалась тогда свободнее, чем сейчас.
Будто спеша исполнить давно данное друг другу обещание, мы занимались любовью, отчаянно и торопливо. Когда остальные солдаты, заметив его исчезновение, принялись угол за углом обыскивать дом, он успел выбежать и увести их из сада. Где-то на кромке мрачного поля боя между двумя ровесниками двадцати одного года от роду расцвела и увяла печальная и пламенная любовь. Выбегая, он сорвал с шеи бляху, которую я дала тебе. Сказал, что, если только сохранит в этой страшной войне свою грязную никчемную жизнь, обязательно найдет меня. А если не найдет, я буду знать, что он погиб.
Конечно, я тоже слышала те злосчастные выстрелы со стороны акациевой рощи, прозвучавшие вскоре после ухода солдат из нашего сада, и разговоры о том, что их расстреляли. И разошедшиеся потом слухи о северокорейских диверсантах. Но я не верила всему этому. Думала: вдруг он обманул смерть и когда-нибудь найдет меня. Тяжело больная, я жила только ради новой встречи с ним.
И еще ради тебя — я очень обрадовалась, когда впервые почувствовала, как ты зашевелился во мне. Выяснилось, что и в моем больном теле могла зародиться новая жизнь, а кроме того, у меня возникло ощущение неразрывной связи с ним. Говорили, что это временное помешательство от долгого одиночества и боли, но в конце концов я родила тебя.
Мои родные не могли тебя простить. Ведь вину за уход старшего брата на Север, смерть отца, добровольное вступление в армию среднего брата — за все беды семьи — они возлагали на твоего отца и его компанию. К тому же они должны были защищать так называемую честь семьи. Моя мать скрыла от всех твое рождение и, вместе с несколькими маджиги земли, урожай с которых шел на обряды поминовения предков, поручила тебя заботам удаленного храма возле прикладбищенской молельни. После кончины матери я уговорила твоего дядю сжалиться надо мной и послать в храм человека, но тот принес весть, что ты умер от кори. Однако я верила, что ты где-нибудь растешь и однажды тоже обязательно найдешь меня.