— Точно! Клад. Только не человеческими руками, а самой матушкой-природой спрятанный. Канаву мы рыли. Вот один и заметил, что в земле поблескивает что-то. На лопате промыли — оно! А прииск тот, для которого мы дорогу строили, горел с планом. И было оно ему, это золотишко наше, в жилу. Но среди нас тоже нема дурных. Стали мы потихоньку золотишко мыть и таскать в приисковую кассу, потому как каждый любитель-старатель имеет на то право: сдавай в свое удовольствие золото и получай за него полновесным советским рублем. Только начальничек на том прииске мужик башковитый был и знал нашего брата как облупленных. Вызывает он к себе нашего бригадира и толкует с ним задушевно, как с любимым племянником: «Ты, гражданин хороший, выкладывай начистоту, откуда твои архаровцы золото берут. Только арапа мне не заправляй, а то у меня нервы тоже не железные и я очень просто могу сделать так, что с дороги вас снимут на работенку повеселее куда-нибудь».
А бригадир у нас тоже парень-гвоздь был. Сложил губы бантиком, глаза опустил, вроде обиделся: «Помилуйте, гражданин начальник. Какое такое золото? Я вам его не таскал, а откуда ребята берут, уму человеческому непостижимо. Может, они после работы долгими ночами при лунном свете моют, по старым отвалам свое счастье ищут?».
«Ну, так вот, — говорит ему начальник, а сам открывает ящик стола, достает оттуда коробку из-под папирос «Северная Пальмира» и высыпает из нее на стол золото, — я не вчера родился. Тут и младенцу несмышленому видно, что «тараканы» эти (это самородочки малюсенькие) и песок золотой из одного сундука взяты. И ты насчет того, что бригада твоя по старым отвалам шурует, не бреши.
Хотел бригадир ему возразить, а начальничек под него с червей: «Вот тебе мое последнее решение. Если хотите заработать, так и скажите. За мной не пропадет».
Порядились они малость и договорились. Дал нам начальник на пять дней проходнушку, поставил прямо у забоя титан и весь приисковый запас чая выделил — «чифир» заваривать. Мы дорогу по боку и без сна, без отдыху навалились на золотишко. У начальничка — план в кармане, а у нас — деньги.
— Без сна и без отдыха? — усомнился Григорий. — Кто ж такое выдержит?
— Вот дурья голова! — сплюнул Васька. — Я ж тебе русским языком говорю, что у нас «чифира» навалом было. Это чаек такой, что глотков пять-шесть хлебнешь — и глаза на лоб. Другой раз и хотел бы заснуть — бесполезно. Удивляюсь только, как его до сих пор на армейское вооружение не взяли. Дешево и сердито! Дела всего — пачечку чая на поллитровую баночку заварить до полного прокипячения и целым отделением можно двое суток не спать.
Пять дней мы вкалывали, а потом, согласно уговору, отступились. Вот тут-то начальник прииска и развернулся. Бросил он на наше место две бригады работяг, соорудил там промприбор — и пошла такая карусель, аж посмотреть жарко! Решил он одним махом в передовики попасть. А время жмет, его на тачке не обскачешь. Тут не «чифир», стимул покрепче нужен. Приволокли прямо к промприбору бидон со спиртом, произнес начальник зажигательную речь: «За каждые, — говорит, — двадцать тачек выделяю в порядке вознаграждения сто граммов чистого неразведенного!»
А спирт в то время в большом дефиците был. И такое тут началось! Тачки как по воздуху залетали. К каждой тачке очередь стояла. Как кто упьется, так тут и драка из-за тачки. Полная непрерывка. Начальничек наш в именинниках ходил — вырвался он на том горючем в передовики…
Эти россказни Сергей и Григорий слушали раскрыв рты, и неведомая удивительная страна с таинственным названием — Колыма! — заслонила от них пробегающий за окнами реальный мир. И не только их интересовали Васькины истории. Примостившись на краю скамейки, стоя в проходе, Ваську слушали и другие пассажиры. Только неразговорчивый сосед по купе не проявлял к Васькиным побасенкам интереса. Первое время Васька делал попытки втянуть его в компанию, но, убедившись в тщетности своих усилий, оставил в покое.
— Интеллигент, — заключил в конце концов Васька с уничтожающим презрением.
Не только рассказами о Колыме развлекал Васька Сергея и Григория. Денег у них было мало. Деньгами, которые им дали на проезд до Магадана, друзья поделились с матерью Григория, и теперь им приходилось экономить, отказывая себе в нехитрых удовольствиях. На станциях они выходили на перрон просто для того, чтобы размяться, и старательно обходили киоски со снедью, делали вид, что не замечают призывных вывесок вокзальных ресторанов.
Заметив, что его попутчики перебиваются салом, хлебом да малосольными огурцами, купленными на привокзальных базарчиках, Васька взял над ними шефство. Деньжонки у него, судя по всему, водились. После каждой большой станции Васька появлялся в купе со свертками, в которых была копченая рыба, колбаса или еще какая-нибудь закуска, извлекал из карманов бутылки с пивом и водкой, разглядывал этикетки и говорил: