В Магадане меня встретил Ермак. За эти годы он заметно возмужал, поправился, стал спокойнее и как-то похорошел. Мы обнялись. Признаться, я чуть не заплакал от радости. Он похлопал меня по спине, чтобы привести в чувство.
— А ты, брат, выше меня! — удивился он. — Ну же и вырос!
Он подхватил самый большой из моих чемоданов и чуть не присел от тяжести.
— Книги, что ли?
— Книги.
— А-а… Ну, пошли к вертолету. Наши тебя заждались!
Ей-богу, это был тот самый вертолет, я его сразу узнал! Мы тут же и стартовали, потому что Ермак ждал меня целых два дня, слоняясь по городу.
И опять, как тогда, проплывает внизу тайга, горы, снега, голубые ленты рек, редкие поселки и шахты.
…Ермак нарочно, озоруя, подержал вертолет над взлетной площадкой плато. Внизу прыгали и махали руками. Ангелина Ефимовна погрозила кулаком. Когда я смог выйти из вертолета, на меня обрушился тайфун поцелуев, объятий и рукопожатий… Может ли быть большее счастье, чем свидание с друзьями после долгой разлуки? Единственная неприятность, что все почему-то считали своим долгом заметить, как я вырос. Как будто было что-то удивительное в том, что восемнадцатилетний парень выше и мужественнее тринадцатилетнего мальчишки!
Ангелина Ефимовна (ну и загорела же!), еще более худая, живая и егозливая, чем прежде, снова и снова целует меня.
— Коля! — радуется она. — Нет, вы только посмотрите на него, товарищи! Я же ему по плечо!
Валя пополнела, похорошела, и теперь уже нет в ней ничего мальчишеского: красивая молодая женщина! Но глаза, как и были, — озорные и лукавые. И прежняя задорная улыбка.
Вот Бехлер постарел сильно, стал поджаристее и подобраннее. В нем появилось теперь что-то военное. Но уже совсем не по-военному плачет он, обняв меня. И я про себя подумал, что, должно быть, он очень одинок (ни семьи, ни родных), и обещал себе дать старику то, в чем он, наверное, нуждается, — душевное тепло и ласку. Меня очень тронуло то, что он так мне обрадовался. К великому позору, и мои глаза оказываются на мокром месте, но меня приводит в чувство Селиверстов.
Он деловито пожимает мне руку и, всматриваясь в меня, вежливо осведомляется, как мое здоровье. Он вроде стал меньше ростом и какой-то рассеянный. Я обнимаю милого ботаника и без церемонии целую его в обе щеки.
Здесь же и Кэулькут с Марией. Оба смеются, жмут мне руку и уверяют, что «однако, совсем узнать нельзя!»
Из-за них выглядывают ребятишки. Их, кажется, еще прибавилось — целый детский сад! А брат-близнец уехал в Мурманск. Зовет к себе, но Кэулькут уговаривает его вернуться. Я стараюсь вспомнить, слышал ли я от этого загадочного брата хоть слово? Кажется, нет.
Затем меня представляют незнакомым научным сотрудникам — очень милые молодые люди, — все они радушно пожали мне руку.
А где же Абакумов? Оказывается, ждал-ждал меня и уехал. Будет дня через три. У него посевная. Он снабжает свежими овощами всех сотрудников обсерватории.
— Никогда в жизни его не узнаешь! — смеется Валя.
— Почему?
— Без бороды. Он же теперь бреется. Дочка заставила.
Меня помещают в одной комнате с геофизиком Лешей Гурвичем, самым молодым из сотрудников. Он уже окончил аспирантуру, но выглядит ничуть не старше меня. У него пухлые губы, словно он надулся на кого-то, голубые навыкате глаза — может, кажутся такими из-за очков, — пушистые желтоватые волосы. Будто цыпленок в очках с открытки. Но парень, кажется, энергичный и совсем простой. Спросил меня, где я хочу спать, у окна или у двери.
Пока я переодевался, он расспрашивал про футбол.
— Надо организовать здесь команду, — сказал он, радуясь мне как новому футболисту. — В Черкасском, на рудниках, есть хорошая команда. Можно с ними сразиться!
И вот мы сидим в кают-компании за празднично сервированным столом, совсем как прежде, только нет здесь моего отца, Жени Казакова и кока Гарри. (Теперь не кок, а повариха Мария.) Вместо них незнакомые веселые парни—научные сотрудники. Живут они весело и дружно. Я рад, что буду работать с ними.
— Сегодня, Коля, четверг… — говорит Ангелина Ефимовна. — Осмотрись, отдохни с дороги, а в понедельник начнешь работать.
— Может, все-таки прикрепите Колю ко мне? — просительно говорит Валя.
— Нет. Мне самой нужен лаборант-коллектор! — отчеканивает профессор Кучеринер. — К тому же Колю интересует геотермика. Он мне писал.
Это правда. До чего же я счастлив! Для полного счастья не хватает только присутствия моего отца. Как мне будет его не хватать!..
До глубокой ночи сидим мы в кают-компании. Вспоминаем прошлое, мечтаем о будущем. По одному уходят спать новые сотрудники, а мы все сидим и разговариваем, благо светло за окном. Меня расспрашивают об отце. Взрывом восторга встречаются мои слова о том, что он должен побывать в обсерватории…