Но однажды она вошла в комнату, где Эдик читал Зое сказки. Он сидел в кресле, девочка на своем детском стуле с высокой прямой спинкой, который Надя нашла для хорошей осанки. Она по обыкновению, как привыкла, прислонилась головкой к колену отца. Надя сначала поймала взгляд Эдика — растерянный, смущенный, испуганный. Потом взглянула на Зою. Девочка не просто ласкалась, как котенок. Она терлась и прижималась к ноге отца, получая явно сексуальное удовольствие. Более того, это не была неосознанная ранняя сексуальность, что возможна у любого здорового ребенка. Это была деградация на глазах. Прелестное личико теряло выражение, глаза пустели, по подбородку текли слюни.
Надя спокойно улыбнулась обоим. Сказала:
— Ой, кто это у меня такая замарашка-слюняшка? Пошли в ванную.
Потом, когда чистая, благоуханная девочка, поужинав, спала в своей кроватке, на свежем, ярком белье, в белой рубашечке с рюшами, Надя вошла в комнату, где сидел муж в той же позе, в которой она его оставила.
— Ты тоже понял, Эдуард? — спросила она.
Он кивнул:
— Да. Наша принцесса — имбецил.
Так началась война с таким врагом, какого они себе в страшном сне не могли представить. С палачом, не знающим пощады и поражений. Они читали горы литературы, консультировались со специалистами. Те поделились четко на две группы. Одни считали, что профаны лезут не в свою область, что-то придумали и сами себя накручивают. Объясняли, как безграмотным, что имбецил — это слабоумие, а Зоя нормально говорит, знает буквы, учится писать. Она не дикая, не агрессивная, чистоплотная. Надя не объясняла никому, каких трудов стоят ей все эти «не».
Другая группа специалистов соглашалась с родителями, отмечала ограниченность реакций и эмоций, зависимость мыслей, отсутствие интереса дальше того, что девочка видит. Она способна только на констатацию. Если Зоя теряла из виду мать или отца, то могла дать агрессивную реакцию испуганного зверька. Выглядело все это, конечно, как атипичная картина. Эти специалисты понимали, сколько труда и какая невероятная, созидающая любовь вложена в этого ребенка. Они считали, что путь отныне лишь в таком направлении. Инвалидность. Один вариант: полный отказ от ребенка. Другой вариант — интернат для слаборазвитых детей. Где, разумеется, дети стремительно летят в полную деградацию.
Бывшая сокурсница сказала Наде, что в Москву приезжает известный и очень сильный невролог из Армении. Левон Анжелов.
Так у семьи Селезневых появился сильный союзник и консультант. Невысокий мужчина с темными внимательными глазами принял их в квартире, которую для него снимал институт повышения квалификации на время его лекций и семинаров. После осмотра, разговора, нескольких тестов, ряда вопросов Эдик увел Зою, а Надя осталась для разговора.
— Диагноз ясен, — сказал Левон. — Я бы не назвал это атипичной картиной. Мы имеем дело даже не с легкой, а умеренной имбецильностью. Но такие дети в хороших руках могут практически не отличаться от сверстников до поры. Проблема начинается, когда сверстники переходят в другую фазу развития. А у имбецила такой возможности практически нет. Вот в этом проблема — в отсутствии альтернативы. Движение только в деградацию. Это плохой путь. Но он — не приговор. Есть надежда и на стабилизацию — все остается на одном уровне. И уровень может быть вполне приемлемый. Не инвалидность.
Через пару недель они приехали в Ереван, где Левон и поставил на учет Зою в своем центре. Девочке и родителям сделали экспертизу на генетическую предрасположенность. Такая простая экспертиза — движение ваткой по внутренней стороне щеки, и судьба на ладони. Ни у Нади, ни у Эдуарда не обнаружилось генетической предрасположенности к слабоумию. Только у Зои. Это не было приговором изначально. Сбой генома в конкретном случае. Вывода два. У Нади и Эдика могут быть совершенно здоровые другие дети. У Зои есть шанс вырасти достаточно полноценной, не самой умной, но привлекательной и адаптированной к жизни женщиной. И рожать здоровых детей.
— Понимаете, — сказал Левон. — Есть сколько угодно людей без слабоумия и без предрасположенности, но это тот уровень, который грубо называется — ниже плинтуса. Рядом с Зоей всегда будет достаточно дураков, что нормально скажется на ее самооценке. Все будет хорошо, если мы вступим в настоящий бой. Я составлю программу, переход с уровня на уровень. Короче, сотрудничаем.
Он отказался брать у них деньги. Для него это был прекрасный материал для монографии, над которой Левон Анжелов работал.
Это был бой. Бой стал их жизнью. Они вырывали свои победы. Никто ничего не замечал. И только Надя, которая на прогулках держалась всегда на дистанции, позволяющей наблюдать за каждым Зоиным движением, часто с трудом восстанавливала дыхание, замечая, как Зоя общается с мальчиками. Она подходила очень близко, старалась дотронуться, смотрела им в лица жалко и похотливо. Это бессмысленное выражение лица, слюни по подбородку. Ей шел восьмой год.