— Я неплохо рисую. Хочешь, я тебе нарисую эту твою героиню? Эту куклу-богиню? Интересно, что получится у меня… Узнаешь ли ты ее?
Валерия кивнула, ее как-то необычно грело, что этот молодой парень сразу стал говорить ей «ты».
После ужина Игорь взял протянутый ею большой лист бумаги для чертежей, черный фломастер и стал уверенно, сосредоточенно рисовать. Временами задумывался, потом кивал себе, как будто решил с собой важный вопрос, и продолжал. Он показал результат через двадцать минут. Валерии не хватило воздуха, чтобы вздохнуть. Это была она! Та женщина, которая родилась в ее мозгу и которую, кроме нее, еще никто не видел. А она ее представила в таких деталях. Только она и видела куклу-богиню в подробностях. А полузнакомый парень нарисовал ее портрет в полный рост, обнаженной, и не узнать ее невозможно. То ли это какой-то гениальный парень, то ли Валерия так хорошо описала свою героиню-любовь. Но случилось, конечно, чудо.
— Понравилось? — улыбнулся Игорь. — Вижу, что да. Значит, это и есть твой эталон настоящей женщины? Хочешь, я тебе нарисую свой эталон?
— Хочу, — серьезно ответила Валерия.
Через полчаса она напряженно, как ученый на подступе к решению задачи всей жизни, смотрела на другое изображение во весь лист. Это было ее лицо, только не мрачное, как ей всегда казалось, а печальное и загадочное. Это было ее тело — узкое и длинное, но не тусклое и неподвижное, как деревенский погост, а гибкое, изогнутое в расслабленности или страсти, с руками, закинутыми над головой. На ней не было одежды. Только кусок черной ткани прикрывал низ живота. А вверху, как символ и знак судьбы, над вытянутыми вверх руками, лежали большие раскрытые ножницы. Они странно были похожи на ее изображение. Они так раскрывали все ее тайны. Она ведь именно так резала и кроила свою и не только свою судьбу.
Ночью Валерия почти в ужасе думала: что это? Неужели это на самом деле похоть? Ей это дано? Тело стонало и требовало продолжения в этих ловких, сильных, вкрадчивых и горячих руках. Если это похоть, то она достойна того, чтобы смыть с земли всю не похоть, антипохоть, врагов похоти. Она вызвала в Валерии то, чего в ней, казалось, не было. Нежность, потребность в ласке и… да, у нее, оказывается, есть слезы. А в жилах забилась кровь.
Когда Игорь уснул, Валерия села писать. Она щедро подарила все своей героине по имени Любовь. Ведь она явилась ей, чтобы сообщить, что жизнь не кончилась, что в ее сердце постучится женское чувство. Наконец.
Утром она позвонила на работу и сказала, что заболела, отлежится дома. Будет на связи. Не вышла утром на прогулку. Не вышла и вечером. Она создавала своей героине несчастья, преодоления, щедро делилась тем, что испытала впервые. И точно знала, что такого не испытывал еще никто. Перечитывала очередную страницу и убеждалась в этом: да, не испытывал еще никто.
Так они прожили две недели. Валерия осваивала сверкающее блаженство, а ее героиня плыла по нему, как нимфа и русалка, к своему яркому и полному хеппи-энду. Игорь приходил после работы с цветами, сладостями, вел себя, как хозяин. Даже убирал и готовил. А потом рисовал. Рисовал он только Валерию в разных позах, а из ее диковинных одежд оставлял на ней лишь кусочек ткани — черной или в цветах. И везде — ножницы, как символ судьбы.
Валерия Горильская отправила в издательство свой лучший роман с победившим все хеппи-эндом через две недели. Отправила вечером в ночь собственного хеппи-энда. Когда она уснула, счастливая, на рассвете, ее прекрасный любовник ласково поцеловал ее в спящие губы, встал, оделся и перерезал Валерии горло острым восточным клинком. Потом спокойно позвонил в полицию, открыл дверь приехавшему наряду и показал паспорт жителя Новосибирска Павла Горильского двадцати восьми лет.
— Неужели вам не жалко было родную мать? — спросила судья на процессе.
— Жалко, — ответил он. — Я очень ее люблю. Только ее и люблю. Потому и решил, что она умрет счастливой. Просто жить она не могла. У нее не получалось.
Павлу дали двадцать лет строгого режима. По дороге на зону он умудрился разбить окно вагона, выбрался, пробежал метров десять, дождался и лег на рельсы под следующий поезд. Вернулся к матери и любовнице. Так получилось у сына хозяйки хеппи-энда. Он написал свой счастливый финал. Никуда не деться от наследственности.