Сообразив, что дело подходит уже к предпоследнему куплету, Василий Сергеевич чуточку сбавил, чтобы наддать в последнем куплете и все, что останется, вложить в последнее, заключительное исполнение припева.
Проект
(Секретно)
8. Андреев Александр Андреевич, украинец, 1912 года рождения, образование среднее, рабочий. Член КПСС с 1939 года.
Нарушал принцип добровольности при реализации билетов денежно-вещевой лотереи. Присвоил деньги в сумме 60 рублей.
За грубость с рабочими, неискренность с руководством и сутяжничество при разборе персонального дела — строгий выговор с занесением в учетную карточку.
9. Штука Антон Демьянович, русский, 1914 года рождения, образование 5 классов, слесарь завода «Красная заря». Член КПСС с 1943 года.
15 января 1965 года т. Штука А. Д. в пьяном виде учинил скандал у себя в квартире, за что был сотрудниками милиции доставлен в 19-е отделение и оштрафован на 5 рублей. 16 января т. Штука А. Д. совершил прогул, за что имел административное взыскание.
Тов. Штука А. Д. и ранее замечался в злоупотреблении спиртных напитков, привлекался к административной ответственности (из выступлений коммунистов на собрании).
На беседе в РК КПСС т. Штука А. Д. вину свою признал, объясняет такое поведение плохие условия в быту. В одной комнате живет две семьи. С решением парторганизации согласен. (Строгий выговор с занесением в карточку.)
Голос звенел в глубокой, пронзительной тишине, в этот час Финляндский вокзал из уважения к событию не принимал и не отправлял электрички.
Чем дольше тысячи людей слушали сольное исполнение гимна, тем очевидней становилось чувство неловкости: весь смысл, весь текст, вся идея «Интернационала» в многоголосии — «лишь мы», «никто… нам», «наш последний», — песня на индивидуальное исполнение была явно не рассчитана, а одинокий голос, еще и в присутствии множества людей, выглядел вовсе неправдоподобно.
Когда Василий Сергеевич запел последний куплет, наверное, в душе его птицей встрепенулось горделивое чувство: а ведь могу! надо будет… и день и ночь… Он уже не слышал себя, в ушах звенело, а над площадью гремел готовый сорваться на крик и хрип голос немолодого человека без музыкальных способностей с очень скромными голосовыми данными.
Последний раз над Невой, вокзалом и райсоветом прозвучало обещание: «…воспрянет род людской!» — и наступила тишина, было слышно, как плещется на гранитных ступенях спуска к воде легкая невская волна. Плескало тихо, как бы с чувством вины.
«Контрреволюция», успевшая принять горячительного, — ей, как говорится, терять было нечего, — попробовала захлопать, но сама же и испугалась.
Василий Сергеевич ровно полминуты простоял неподвижно у микрофона, все ждали, а он, глотая слюну, старался превозмочь боль в горле, потом резко повернулся и, ни минуты не думая ни о старых большевиках, ни о молодых, ни о демонстрантах, ни о Ленине, где-то томившемся в ожидании триумфального выезда на площадь, решительно сошел с трибуны под недоуменными взорами партийного актива.
В сопровождении телохранителя он двинулся к своему черному блиндированному лимузину мимо Ленина, крепко стоявшего в распахнутом пальто на башне броневика, вознесенного на пятиметровую высоту. Сдвинутая над прямоугольными блоками онежского гранита башня с вождем казалась парившей в воздухе. Василий Сергеевич невольно оглянулся: простертой рукой Ленин как бы ловил убегающего секретаря обкома.
Следом за Василием Сергеевичем потянулись старшие милицейские чины, сотрудники безопасности.
Опережая телохранителя, Василий Сергеевич сам распахнул дверку лимузина и нырнул на заднее сиденье. Телохранитель мягко прикрыл тяжелую бронированную дверку и бросился на сиденье рядом с шофером.
Водитель запустил двигатель и взглянул на телохранителя, обычно сообщающего маршрут. Тот молчал.
— Поехали! — незнакомым хриплым голосом скомандовал Василий Сергеевич.
Мотор взревел, словно машина собралась прыжком сигануть через Неву. Убедившись в том, что все полторы сотни лошадиных сил в упряжке, шофер, чуть повернув голову в сторону хозяина, поинтересовался: